– Такую бойню нельзя оправдать ничем, даже интересами государства, – покачал головой священник.

– Конечно, но ведь никто не ожидал, что горожане начнут резать простых гугенотов. Речь на совещании в беседке шла об одном-двух десятках самых видных кальвинистов, не более.

– И все же у меня сложилось впечатление, что королева весьма легко переступала через принципы морали ради достижения своих целей.

– Человек несовершенен, – ответил Голд словами викария.

Франция, XVI век

С Варфоломеевской ночи прошел почти год. Екатерина, по-прежнему питая слабость к «кузену», держала его при себе, хотя и не так доверяла ему, как раньше. Его отказ участвовать в составлении антипротестантской декларации, мольбы пощадить гугенотов той роковой ночью и ошибка, которую он допустил когда-то, назвав неправильный возраст, посеяли зерно недоверия в ее душе. Конечно, об истинной причине этой ошибки она не подозревала, но чувствовала какое-то смутное беспокойство.

Да и сам Франсуа теперь относился к Екатерине более сдержанно. Варфоломеевская ночь многих заставила взглянуть на своих близких по-иному.

Памятуя о склонности «брата» к религиозной терпимости, королева больше не допускала его к государственным делам, но и покинуть двор не позволяла. Как-то раз Франсуа попросил разрешения съездить в Романьяк, но получил загадочный ответ:

– Подождите, дражайший брат, возможно, скоро мне понадобится ваша помощь.

Барон думал, что это лишь отговорки, чтобы оставить его при дворе, но в мае 1573 года, в День Сошествия Святого Духа, произошло то, чего ожидала Екатерина: сейм избрал Генриха королем польским и Великим князем Литовским. Обрадованная королева тут же вызвала Франсуа и настоятельно попросила сопровождать сына в Краков.

– Вы вроде бы говорите по-польски, любезный брат? Помнится, вы рассказывали, что ваша супруга была родом из Кракова и обучила вас языку?

– Не совсем так, мадам. В Польше родилась ее матушка. Я действительно немного понимаю польский, но разве это может быть причиной…

– Никто, кроме вас, не сумеет так хорошо приглядеть за ним, мой дорогой кузен, – перебила Екатерина. – Генрих еще молод, так позаботьтесь, чтобы он не совершал ошибок и был хорошим королем.

Как когда-то Франсуа не хотелось ехать в Испанию, так теперь он не испытывал восторга при мысли о поездке в Польшу. Но он был согласен с королевой: пригляд герцогу Анжуйскому был необходим. Другое дело, что барон вряд ли мог быть лучшим советчиком для Генриха, который недолюбливал его еще со времен гибели старшего принца Конде. Однако просьба Екатерины была равносильна приказу, и Франсуа, не споря, согласился.