Еще одной причиной, по которой Генрих стремился возможно дольше остаться в Париже, было все ухудшающееся здоровье его старшего брата, короля Карла. У того не было сыновей, и в случае его смерти – а она явно была не за горами – власть во Франции переходила к герцогу Анжуйскому. И, конечно, в глазах Генриха корона польская не стоила короны французской.

На одном из приемов к Франсуа подошел тот самый длиннобородый вельможа, который вручал Генриху артикулы, и, поклонившись, поинтересовался на чистейшем французском:

– Вы ведь барон де Романьяк, не так ли?

– Совершенно верно, сударь.

– Сдается мне, мы родственники, – улыбнулся бородач. – Ваша супруга, Анна де Вре, приходилась мне племянницей.

Франсуа с удивлением воззрился на поляка. Ну конечно, как он сам не догадался! Ведь ему говорили, что фамилия этого вельможи – Ваповский! Барон шагнул к новоявленному родичу и обнял его.

– Я очень рад, – искренне сказал он.

Время шло, все формальности были улажены, и шляхтичи все настойчивее призывали короля отправиться в Польшу. Наконец в ноябре огромный кортеж двинулся в Краков. Екатерина сопровождала любимого сына до границ Франции.

Франсуа ехал верхом, и мысли его были полны уныния: «Сколько времени придется мне провести в Польше? Вероятно, долго. Я, может быть, навсегда покидаю Францию, всю жизнь проведя при дворе, – и чего я добился? У меня была власть, было положение, была земля, но все это осталось там… Имей я семью и наследников, я мог бы хорошо пристроить их, как это делают многие, тот же сеньор Гонди, к примеру. Его сын благодаря выгодной женитьбе теперь герцог де Рец, вон он скачет чуть позади Генриха. Да разве мое положение было хуже, чем Антонио Гонди? Нет, гораздо лучше, я просто не сумел его сохранить. Теперь я еду в бессрочную ссылку и, очень возможно, в Романьяк уже не вернусь».

Первая большая остановка была в Меце, где Генрих Анжуйский завел роман с Луизой Лотарингской. Поляки торопили его с отъездом, Франсуа и Альберт де Гонди соглашались с ними, но Генрих, увлеченный новой пассией, все медлил. Прошло несколько недель, прежде чем они покинули Лотарингию. Екатерина, вытирая слезы, в последний раз обняла и перекрестила любимого сына. Когда Франсуа подошел, чтобы попрощаться с ней, она наклонилась к «кузену» и прошептала:

– Молю вас, дорогой брат, берегите его! Я потеряла уже половину своих детей, Карл тяжело болен, и я не переживу, если что-то случится и с Генрихом.

– Будьте покойны, сударыня, я присмотрю за королем. – Франсуа поклонился Екатерине и отвернулся, чтобы она не увидела слез на его глазах.