Не знаю, сколько прошло времени. Очнулся я… впрочем, нет, нельзя сказать, что я очнулся. Просто в какой-то момент начал слабо соображать и почувствовал, что кто-то меня тормошит. И еще – сильнейшую боль в боку. Звонкий девичий голос что-то говорил, но слов я не разбирал.

От ступней вверх по ногам пополз какой-то странный, словно могильный, холод. Я понял, что умираю, и последним усилием постарался сосредоточиться. Все мое существо, все мои мысли были нацелены только на одно – успеть! Сил открыть глаза не было, но каким-то чудом мне удалось поднять руку и коснуться тормошившего меня человека. Уже впадая в беспамятство, я мысленно произнес: «Твоя душа во мне, моя душа в тебе» – и тут же ощутил знакомое головокружение. Боль мгновенно ушла. Я был спасен и почувствовал такое облегчение, что из глаз моих сами собой полились слезы.

Когда головокружение прошло и пелена спала, я понял, что стою на коленях, а рядом лежит тело, минуту назад бывшее моим. Глаза Франсуа закатились, язык вывалился изо рта, камзол был залит кровью. И в это мгновение я услышал крик:

– Димитрий! Димитри-ий!

С трудом оторвав взгляд от распростертого передо мной тела, я обернулся на голос. Деревья здесь были значительно реже, а шагах в двадцати начиналось открытое поле. У кромки леса стоял очень высокий дородный господин в длинном, до пят, кафтане и пристально вглядывался в чащу. Было ясно, что зовет он меня.

– Ja tutaj![29] – привычно крикнул я по-польски и обомлел: голос у меня был женский. В ужасе я вскочил, опустил глаза, стараясь рассмотреть свое новое тело, и с облегчением увидел, что одет в полотняную рубаху и мужской камзол. Взглянул на руки и наконец понял – я снова оказался в теле ребенка!

Скажу откровенно, я даже не огорчился. Перспектива оказаться девицей пугала меня гораздо больше. А стать мальчиком, снова начать свою жизнь с нуля – пожалуй, ничего лучшего в моей ситуации и ожидать было нельзя.

Между тем великан в длинном кафтане приблизился и спросил по-русски:

– Что случилось?

О господи! Так это не Польша! Проклятая кобыла унесла меня в Московию! Я перепугался: всей Европе было известно, как притесняют цари своих подданных. И мне предстоит здесь жить?!

– Что случилось, Димитрий?

Опасаясь говорить по-русски, я пожал плечами и кивнул на распростертое тело. Дородный господин наклонился к нему и приложил палец к шее Франсуа.

– Мертв, – коротко сказал он. – Ты нашел его здесь?

Я снова кивнул. Он тяжело вздохнул, выпрямился и обнял меня:

– Ну-ну, будет, батюшка. Не плачь.

И направился к полю, на ходу махнув мне рукой: