– Отец, мы закончили летопись. Позволь же теперича мне уехать.

– Что ж, – вздохнул игумен, – я знал, что рано или поздно это случится. По природе своей ты не монах, я давно это узрел. Тебе уже осьмнадцать годков, верно? Самое время совершать подвиги во славу отечества.

– Благодарствую, батюшка, – снова поклонился Димитрий.

– Когда боярин Михаил Никитич привез тебя, он оставил мне кое-что. И велел отдать тебе, когда ты, Иван, вырастешь. Чую, время пришло.

Настоятель ушел в свою келью, а через несколько минут вернулся, неся в руках кованый ларец. Было заметно, что ему тяжело держать сундучок, и Димитрий поспешил освободить старца от его ноши.

– Что это?

– Сие мне неведомо, сын мой, я его не открывал. Ларец заперт, вот ключ, вернись к себе, отомкни и увидишь.

– Отец, а о Михаиле Никитиче не слыхал ли ты чего?

– Ох-ох-ох, – лицо старца стало печальным, – горькая судьбинушка постигла и его, и его братьев. В опале они, обвинили их в ворожбе, и приказал царь наш государь сослать их всех. Старшего, Феодора, в монахи постригли, остальных в кандалах держат.

Димитрий остолбенел, широко раскрытыми глазами глядя на игумена.

– Да за что же?!

– Так за ворожбу, вроде как венценосца нашего извести они хотели. Но люди сказывают, что будто ведают братья тайну какую-то, и пытались царевы слуги ее выпытать, да только Романовы держались крепко, вот и сослали их на верную смерть.

– Вор[34]! – вскипев, неосторожно выкрикнул Димитрий. – Ничего, скоро он узнает, что есть на Руси настоящий царь!

Настоятель в ужасе перекрестился:

– Господь с тобой, сын мой, грех и думать-то такое.

Несколько успокоившись, юноша сказал:

– Прости, отец мой. Прошу тебя, напиши мне грамоту, что иду я в Киев, в Печерскую лавру, поклониться святыням. И молись за меня. Дело мне предстоит нелегкое и опасное.

* * *

Неделей позже Димитрий уже был на пути к границе Речи Посполитой. Он решил, что самое правильное – поискать поддержку в Великом княжестве Литовском и в Польше. Среди панов уйма авантюристов, и наверняка кое-кто из них захочет поддержать русского царевича, незаконно лишенного трона. А в том, что он действительно сын Иоаннна Мучителя, не было теперь никаких сомнений: в кованом ларце Димитрий нашел золотой наперсный крест, усыпанный драгоценными камнями, довольно большой и полый, внутри него лежали частички мощей. Абсолютно ясно, что такая вещь могла принадлежать только очень знатной персоне.

Кроме того, в сундучке находились бумаги, подтверждающие личность Димитрия. Там было письмо от матери, Марии Нагой, в котором она объясняла, почему дала согласие подменить сына другим мальчишкой, документ, подписанный его дядей, Афанасием Нагим, с изложением того, как был найден некий Ивашка Истомин, отрок, «схожий обликом с царевичем», и бумага за подписью Федора Романова – в ней подробно был изложен план замены Димитрия и маршрут побега. Последняя строка была дописана Михаилом: «И оставил я сего спасенного отрока в Ильинском монастыре Ростиславля на попечении игумена Афанасия, хотя тот и не ведал об его особе, лета Господня 7099 июня в двадцатый день». Дата Димитрия не удивила, он давно привык, что летоисчисление на Руси велось от сотворения мира, а не от Рождества Христова, как в остальной Европе.