Со временем Димитрий стал подмечать изменения в своем характере. Ему не сиделось на месте, все время куда-то тянуло, он то и дело нарушал устав монастырской братии, его часто наказывали, но это не помогало. В нем бушевала страсть к авантюрам и какая-то бесшабашная, граничащая с безумием удаль. Чем дольше он учился, чем глубже постигал православие, тем сильнее верил, что ему, царевичу, ничто не страшно, что он Богоизбранный и Господь охранит его от любых опасностей. Ему даже стало казаться, что он не вполне человек. Нет, он выше, раз уж он бессмертен, волен отнять жизнь у любого, да еще по совершенной случайности вселился именно в царевича. «Это не может быть совпадением, – размышлял он в восторженном исступлении, – определенно, я больше, чем человек. Я высшее существо!»

* * *

Вечером 7 января 1598 года Михаил Никитич Романов приехал к старшему брату Федору в знаменитые на всю Москву белокаменные палаты в Зарядье. Выскочив из саней и поеживаясь от трескучего мороза, он почти бегом направился к дверям.

Внутри стены и потолок палат были щедро украшены росписью, узкие окна с полукруглым верхом забраны резными решетками, лавки вдоль стен обиты красным бархатом. Хозяин восседал за длинным дубовым столом, заставленным кувшинами, блюдами, жбанами и кубками. Федор, увидев брата, улыбнулся и указал на обитый тисненной кожей стул, приглашая присоединиться к трапезе. Но тот, жестом велев слугам выйти, с ходу выпалил:

– Царь умер!

Федор Никитич ахнул, перекрестился на красный угол, пробормотав поспешно: «Покой, Господи», и нетерпеливо спросил:

– Кого наследником оставил?

Михаил развел руками:

– Никого. Сказал – на все воля Божия, с тем и преставился.

Глаза старшего брата блеснули. Опустив голову на грудь, он задумался. Михаил налил себе медовухи, выпил и сказал:

– Федор, надо срочно за Димитрием ехать.

– Погодь.

– Да чего годить? Объявим, что он жив, да надежных людей в Ростиславль пошлем. Наше время начинается, царь всю жизнь будет нам благодарен за спасение.

– Не торопись, Михаил, с этим всегда успеется.

– Что ты задумал?

Федор молчал. Казалось, в уме он просчитывает возможные варианты.

– Допустим, – наконец начал он, – что Димитрия нет. Кого тогда могут выбрать?

– Ну-у… Годунова могут. Тебя могут. Князя Мстиславского, Богдашку Бельского аль Шуйского.

– Нет, Бельский с почившей династией сродства не имеет, так что вряд ли осмелится… Федька Мстиславский, конечно, фигура видная, первый боярин в думе, но до меня ему далеко.

– Не пойму, куда ты ведешь?