Димитрий, спокойный и величественный, беспрестанно улыбался, кивал направо и налево, а в душе его царил сумбур. Господи, неужели это все происходит наяву? Неужели он и вправду добился бесконечной, неограниченной власти? Ему вспомнился приезд Генриха на коронацию в Реймс. Да тот joyeuse entrе2e ничто по сравнению с тем, какой въезд в Москву устроили ему, Димитрию! На каждом лице читалось ликование, то и дело к нему подходили группы кланяющихся вельмож с подарками от разных земель русских, со всех сторон неслись восторженные крики встречающих его горожан.

По Ленивской мостовой кортеж Димитрия проехал через Стрелецкую слободу, по Живому мосту перебрался через реку и, миновав Москворецкие ворота, достиг Троицкого собора[38] и Пожара[39]. Здесь, на Лобном месте, царевича с молебном встретило московское духовенство. Димитрий спешился, приложился к образам, и процессия направилась к Фроловскому мосту, перекинутому через охранный ров в Кремль.

Отстояв службу в Соборной церкви Успения, Димитрий велел отвести его на могилу отца. Священники и бояре повели его в собор Святого Архистратига Михаила, где в усыпальнице был похоронен старый царь. Сам саркофаг находился под полом, и видеть можно было только белокаменную плиту, украшенную бязью многочисленных букв. Фрески на стенах вокруг изображали этапы перехода царя в иной мир: прощание с семьей, последнее причастие, оплакивание умершего. Вся окружающая обстановка настраивала на скорбный и торжественный лад.

Димитрий смотрел на саркофаг Иоанна, а видел могилу своего настоящего отца – Клода Леграна. Ему вспомнилось, как тот во время болезни сына поседел за одну ночь, как спасал маленького Марселя, как ждал их с Филиппом из военной школы по выходным, как радовался, когда его выбрали в Городской совет… Почему он, Рене, не смог спасти отца в той ужасной давке? «Мне до сих пор чудится, что я слышу его крик… Прости меня, папа».

Слезы текли из глаз Димитрия, но он их не замечал. Мыслями он находился в Париже, в далеком 1511 году.

Стоявшие рядом с умилением смотрели, как молодой царь, восходящий на трон, оплакивает своего отца, сошедшего с этого трона двадцать лет назад. «Слава тебе, Господи, не прервалась династия», «Истинный Димитрий», «Свершилось правосудие Божие», – шептали они.

* * *

Для Димитрия началась жизнь, о которой он мечтал целое столетие. У него появилась абсолютная власть, подданные его не просто почитали, а боготворили, и не из-за его заслуг – так традиционно относились на Руси к царям. Для любого русского царь был чем-то средним между человеком и Богом, а Димитрий к тому же олицетворял возвращение династии Рюриковичей, за что народ любил его еще сильнее. И хотя он еще не был помазан на царство, с самого прибытия в Москву власть его ограничивалась лишь собственными желаниями и фантазией.