В последовавшие полторы недели серый магистр из кожи вон лез, чтобы пробудить его, заставить работать, чтобы найти и считать сложенные в плетении координаты других порталов, но, несмотря ни на какие старания, не преуспел. Тогда было принято очень тяжелое, но необходимое решение, Тобиус связался с Гневливым, честно поведал о содеянном и попросил помощи. Уже через три дня помощь прибыла.

Артефакт, который она направила в его лицо, напоминал мушкетон, но лишь общими формами. Он был создан не из дерева, бронзы и латуни, а из красивого серебристого металла, длинный, гладкий, блестящий и изящный, с широким дулом и маленьким огненным черепком, парившим над взведенным курком. Этот артефакт, несомненно, был создан для войны и стрелял явно не вульгарными кусками свинца.

— Не вижу ни одной причины, чтобы не прикончить тебя прямо сейчас, — тихо прорычала Шираэн.

— Нам стоит хотя бы его выслушать, — робко подал голос одноглазый мечник.

— Завались, Кельвин!

— Все-таки нас попросили об услуге, Шира…

— Я пришла не для того, чтобы помогать этому уроду, а чтобы убить его!

— Ну так убей, — тихо попросил Тобиус.

— Думаешь, не смогу?!

— Надеюсь, сможешь. Этим ты окажешь услугу всем, даже мне. Жизнь превратилась в сплошное мучение в последнее время, знаешь ли.

Серый магистр неспеша откинул на плечи капюшон и показал свое лицо, состаренное, с натянутой кожей, ввалившимися щеками и, будто того было мало, изуродованное черными венами.

— Ахог подери! — Шираэн несколько неуклюже отскочила, увидев, что он находится под действием приступа дурной крови. Она понимала, что волшебник в таком состоянии способен на всякое.

Кельвин присвистнул и чуть заметно напрягся.

— Пожалуйста, дай мне сказать либо застрели, — попросил Тобиус.

— Как долго это продолжается?

— Полмесяца примерно.

— Полмесяца?! — закричала Шираэн. — Это ненормально! Что с тобой не так?!

— Я очень, очень, очень зол, и мне очень плохо, — флегматично поведал волшебник. — Оно не отпускает меня, знаешь, как будто проглотил уголь из очага, а он все печет, печет и печет изнутри, боль постоянна, но терпима. Я могу с ней жить.

— Шира, перестань целиться. Разве ты не видишь, как этому бедолаге плохо?