– А ты не разумеешь? – Пест наклонился к самому уху воздушника и зашептал громко: – Это мы, люди, придумали предательство, это мы придумали ложь, это мы придумали кражу и убийство. У тех же рыргов слов таких не было. Не знали они, что такое замок, что такое обман, не было у них слова наказание, не было и гордыни.

– А ты откуда знаешь, что не было?

– Не тебя одного прокляли, – резко отвечает Пест.

Людвиг молча отвел глаза, словно что-то совсем обычное вдруг стало самым стыдным на свете, а Пест продолжал шептать:

– Убивать разумных тоже научили мы, мы научили их вырезать селения, мы научили их слову «голод». Они даже произносят его почти так же, как мы.

– Нет… это не так! – Людвиг встает, опираясь рукой о стену, и пытается куда-то идти. – Я не ел детей, это…

– Ты скажи, цыплят в каше отваренных никогда не ел? – усмехнулся молодой ведун.

– Не передергивай! Я видел! Видел, как они и мать, и дитя из утробы жрали! – взревел до хрипа воздушник.

– А ты, когда осетрину ножом вспарываешь и икру в миску вываливаешь, о чем думаешь? – с горькой усмешкой произносит Пест. – Ты бы о той икре задумался, только если бы та осетрина на гвинейском говорить начала…

– Нет, не так! Мы же… – промямлил Людвиг, но Пест его не слушал. Он продолжал говорить:

– Ну, а когда голодно тебе, что ты делаешь? Ты другого зверя бьешь, оленя, волка, медведя, без разницы. Или вот, хлеб растишь. Ты же на поле его растишь? А поле надо расчистить, лес весь порубить. Зверье без дома и прокорма остается. Оно же с того леса кормится! Или из воды рыбу удишь, или птицу какую отлавливаешь, кормишь, чтобы подросла она. А потом один черт снова ее убиваешь. Ну? Чего ты нос воротишь? Кто тварь темная из нас?

Пест поднялся и повернул за плечо осунувшегося Людвига.

– Ты мне в душу посмотри и скажи, что человек не темная тварь! Ну? Что не мы под себя все ломаем и переделываем, как саранча везде пролезая и выживая? Молчишь? Тогда проклятье своё прими и неси по жизни как положено. Рырги слабее оказались, и ни тьма, ни свет им помочь не смогли. А смогли бы – это мы бы на островах жили и детей рырговских да баб жрали, за обе щеки уплетая…

– Нет! Нет! Лучше сдохну с голоду, чем так жрать! – вновь взревел Людвиг и резко обернулся. – Нельзя как зверь жить… нельзя! Голод не дает права…

– А ты не голодал всю жизнь! Ты хоть раз поголодай так, чтобы на ногах стоять мочи не было, ты детей своих, голодом уморенных, схорони, а потом говори! – возмутился Пест и гневно добавил: – Вы, благородные, горазды нос от гнилого яблока воротить. Гниль есть – лучше с голоду сдохнуть? А что вы про голод тот знаете? По-твоему, рырги просто так с собою люд и скот уводили? И овес конский они с собой тащили не от жадности, а чтобы детей своих вырастить, чтобы с голодухи те не подохли. А пленные им нужны были только как скот на мясо. На севере скота, почитай, и не держат, а что держат – то либо конь, либо овца в меху. Вот и уводили с собой люд, кони-то от рыргов шарахаются, а с овцы проку толком нет. Шерстью сыт не будешь…