Они отошли чуть в сторону. Последний раз Елена видела августейшую чету в Фале, на отпевании Карла Вильгельмовича. Служба происходила в оранжерее, при закрытом гробе и оставляла ощущение чего-то бутафорского. Не так отправляют в землю из земли приходящее.

Коренева рвалась попрощаться, открыть гроб. Но ей веско сказали, что тело слишком изуродовано похитителями. Изуродовано? Да какая разница? Хотя странно: на ролике казни Кройстдорф выглядел побитым, но вполне узнаваемым. Эта мысль пришла ей в голову позже. А тогда Максим Максимович подошел и, мягко взяв несчастную женщину за локоть, решительно запретил.

– Вам не стоит, – только и сказал он.

Жгучая обида захлестнула сердце Елены. Значит, он сам видел, а ей не стоит смотреть, что сделали с ее любимым. С той секунды Коренева была глубоко обижена на императора.

Зато она не отказала себе в праве надеть черное. На Варьку жалко было смотреть. Вот кто, поминутно хорохорясь, расплывался лужей. Девушка подошла к Елене, обняла ее и прошептала:

– С тобой бабушка хочет поговорить. Иди, не бойся. Все бабушку боятся. Но она нужных людей чувствует.

Какое это теперь имело значение? Гостья подошла к баронессе Амалии, наклонила голову.

– Девочка, – сокрушенно произнесла та, – мне нечем тебя утешить. – Елена ждала каких-нибудь общих слов, но вместо этого старуха крепко взяла ее за руку и проронила: – Он просил для тебя убежища в Фале, если что. Мой дом открыт. – И, чуть помедлив, добавила: – Надо жить.

Надо жить. Умом Елена была согласна. Но сердце требовало: «Закопайте меня теперь же в яму вместе с гробом!»

К Кореневой подошла императрица Татьяна Федоровна.

– Сказать не могу, как мне тяжело, – вымолвила она. – Алекс был нашим другом, моим другом с первых дней моего приезда в Россию. Сколько раз он не дал мне оступиться! Княжна, вы всегда будете желанной гостьей в нашем доме, и, если вам понадобится помощь…

Какая помощь? Помогите же ей, помогите! Убили того, кого лучше на свете нет!

Теперь император отзывал ее в сторону и непонятно о чем собирался говорить. Между тем Государю было за что чувствовать вину в связи с ее братом и женихом.

– Мне жаль, – выдавил из себя Макс.

– А мне нет, – отрезала Елена. – Боюсь, что сейчас я исповедую «ветхозаветные» ценности. Они сделали это так легко…

Максу пришлось поддержать ее под локоть. Разве можно мучить эту милую молодую даму? «Может, ей все-таки сказать?»

Зазвучали трубы. Под барабанную дробь на площадь перед Академией маршевым шагом стали выходить колонны курсантов с развернутыми флагами. Они приковали всеобщее внимание, и Елена послушно замахала рукой, как только увидела Варьку. У нее навернулись слезы. «Надо рассказать», – решил царь.