В последнюю ночь нет места для сомнений и колебаний.

После начала пускай и вялых, но хоть каких-то боевых действий, встречи с командиром молодогвардейцев оправдывать стало проще. Тем более что Духовлада назначили комодом – сиречь командиром отделения. Предыдущий получил две пули в грудь от черношлычников, что ни день устраивавших лихие кавалерийские налёты на ближние тылы народников. Рубаки Будиволны и Бессараба дрались с ними до последней капли крови – пленных не брали и сами в плен не сдавались. После страшных схваток их на земле, прихваченной первыми заморозками, оставались лишь окровавленные трупы. Из комодов Духовлад быстро вырос до замкомвзвода, а после и замкомэска. Его ценили как опытного человека – ветерана Гражданской войны, у которого и командный опыт имелся. А из-за дружбы, что он водил с начдивом молодогвардейцев Кудряем, Духовлад стал кем-то вроде неофициального связного между эскадронами Конной армии и Молодой гвардией. За что его весьма ценили – потому что таких вот мостиков между соединениями растущего Прияворского фронта было очень и очень мало.

Они сидели в несильно протопленной избе – обоим давно уже не страшен был самый сильный мороз, даже тот, что сковывает руки-ноги на Урдском севере. Перед ними на столе стоял давно остывший чугунок с картошкой да пара бутылок местного первача – какая встреча боевых командиров без него обходится. Но хозяйка, у которой квартировал Кудряй, всегда удивлялась тому, что тот не пьёт вообще, да и ест очень мало. Хотя продуктами начдива снабжали хорошо, и большая часть их доставалась именно хозяйке и её детям. Она и не жаловалась, но про себя дивилась странному человеку, и не удивлялась рассказам других о том, что, мол, молодогвардейцы все странные. Почти не едят, вовсе не пьют и не курят, и, главное, сами-то парни хоть куда, а до женского пола совсем не охочие. Многие ведь местные бабёнки давно уж соскучились по мужской ласке и не против были бы, притисни их молодые парни в новенькой форме с красными разговорами в тёмном углу да к тёплой стенке, а то и вовсе затащи на сеновал – не всё ж с бандитами потасканными жизнью да войной народармейцами баловаться. Но молодогвардейцы проявляли прямо-таки несвойственную их возрасту сдержанность, на самые прямые намёки не реагировали никоим образом – и многих женщин это начинало заводить по-настоящему. Вот только парни из Молодой гвардии оставались крепки духом и глухи к почти явным предложениям прогуляться на сеновал. Тогда о них пополз слух, что они-де все скопцы и им всё на свете пообрезали, чтобы только о войне думали. Вот только слухи эти быстро пресекались уполномоченными, и пресекались весьма жёсткими, на грани жестокости, мерами.