– Все чисто, – сообщила Ме-Лаан.

Вакс кивком велел всем, кроме него и Эдварна, войти.

– Держитесь возле двери!

Как только все оказались внутри, Вакс шагнул ближе к дяде.

– Как грозно, – проговорил тот, окинув племянника взглядом с ног до головы. – Мы остались наедине, Ваксиллиум. Собираешься меня запугать?

– Я беспокоюсь о своих людях, – негромко возразил Вакс. – Полагаю, сильней, чем монстр вроде тебя способен вообразить.

– Считаешь, что я не могу испытывать эмоции? – строгим голосом спросил Эдварн. – Я пытался сохранить тебе жизнь, Ваксиллиум. Я хлопотал за тебя перед Кругом. Было время, когда я любил тебя, как сына.

Вакс снова поднял Виндикацию:

– Когда мы с этим покончим, ты назовешь мне имена. Остальных из Круга. Я собираюсь доставить тебя в Элендель, и там ты заговоришь.

– И ты, несомненно, обойдешься со мной по-звериному жестоко, чтобы получить те имена, – насмешливо проговорил Эдварн.

– Я соблюдаю закон.

– Который можно изменить – или исказить – сообразно твоим нуждам. Ты называешь меня монстром и ненавидишь, потому что я жажду власти. Но при этом служишь людям, которые занимаются в точности тем же самым, чем и я. Твой Сенат? Он своей экономической политикой душит детей. – Эдварн шагнул вперед, и от этого движения дуло Виндикации оказалось прямо у его виска. – Чем дольше ты будешь жить, Ваксиллиум, тем больше убедишься, что я прав. Разница между «хорошими» и «плохими» людьми не в том, какие поступки они желают совершать, но всего лишь в том, ради чего они желают их совершать.

– Ваксиллиум? – В каменном дверном проеме появилась Мараси. – Тебе надо это увидеть.

Вакс стиснул зубы и почувствовал, как задергался глаз. Он убрал револьвер от головы дяди и махнул им в сторону двери.

Эдварн неторопливо двинулся вперед, из его трубки струился дымок. Вакс пошел следом. В центре помещения находилось возвышение, позолоченное и изящное. Именно оно было изображено на фреске у входа в храм. Ступеньки на возвышении вели к маленькому, покрытому красным бархатом пьедесталу, на котором покоилась золотая подставка, подходящая для демонстрации ценной реликвии. Мягкий свет – белый, а не синий, как тот, который порождали лампы в стенах комнаты, – лился сверху, озаряя возвышение целиком.

И было оно совершенно пустым. За исключением осколков стекла…

Присмотревшись, Вакс заметил, что некоторые имели форму уголков, и понял, что это были останки венчавшего когда-то пьедестал стеклянного ящика. В нем, вероятно, и хранилось нечто, но увы…

Все вокруг казалось тихим и недвижимым – лишь в воздухе витала пыль, потревоженная открытием каменной двери; на полу местами лежал иней. Других дверей или отверстий в стенах не было.