Дверь снова открывается, и Норра наконец видит капитана Антиллеса.

От одного взгляда на него у нее разрывается сердце. От ран он совершенно лишился сил. Волосы на лбу слиплись от пота, лицо пепельного цвета. Он привязан к репульсорному столу, который сопровождают двое штурмовиков и медицинский дроид 2–1 В.

Когда его проносят мимо, веки Антиллеса поднимаются, и он видит Норру.

– Пилот, – шепчет он.

– Капитан, – отвечает она.

Ведж слабо улыбается, и его заталкивают на борт яхты.

– Интересно, что будет с нами? – спрашивает Норра, глядя на Синджира.

– Ну… – вздыхает бывший имперец. – Меня, вероятно, отдадут под трибунал. Джеc, скорее всего, умрет. Насчет тебя… не знаю. Может, тюрьма, может, казнь. А может, станешь частью мирного соглашения вместе со своим дружком-повстанцем.

– Мне очень жаль, что все так вышло.

– Ты ни в чем не виновата, – говорит Джеc.

– Он был ее сыном, – замечает Синджир, уставившись на них здоровым глазом. Другой заплыл и не открывается. – В его жилах – ее кровь. Так что, пожалуй, я имею право ее судить. Думаю, я заслужил такую роскошь.

Джеc пытается протестовать, но Норра ее прерывает:

– Он прав. Во всем следует винить только меня. Я лишь надеюсь, что, несмотря ни на что, с моим сыном все хорошо.

– Норра, – усмехается Синджир, – вряд ли со всеми нами все хорошо.

– Норра, Теммин из тех, кто спасется любой ценой, – подбадривает охотница. – Если кто-то все это и переживет, так это он.

Теммин мертв.

У него нет в том никаких сомнений. Он просто не мог выжить. И к тому же еще это странное, невозможное ощущение – будто он плывет в спокойных водах залива Фарсиго на юге. Они с матерью и отцом иногда ездили туда на каникулы – порыбачить, поплавать на лодках, попытаться вспугнуть сверкающие ракушки-корлаппи, которые ловят солнечный свет и испускают радугу.

Шума воды он не слышит. И запаха морской соли тоже не чувствует.

Впрочем, и в загробную жизнь Теммин не слишком верит.