— Хочешь поговорить про нас с тобой? Узнать, что же, собственно, случилось?

— И об этом тоже.

— Ты стал какой-то… другой. Лицо, голос, жесты — те же. Но тон, выражение… стали мягче. И есть что-то еще… но что?

Он ответил не сразу. Словно подняли плотную штору в темной комнате, впустив яркий полдень снаружи — и Кэрда ослепило. Время словно сгустилось, и хрононы осели вокруг. Хрононы? Да, частицы времени, вроде фотонов и гравитонов. Странные мысли лезут в голову. Теперь все пойдет быстрее, чем раньше. То, что было бесформенной, якобы бесформенной, массой, выковалось в острый наконечник копья. Кэрд слышал топот ног — они бежали, хотя мгновение назад еще шли.

Кэрд взял себя в руки и преодолел тяжесть, которая одновременно была и легкостью. Вода тяжела, но лишает веса, она рушит дома и уносит их, как пузырьки. Кэрд был тяжелым и легким одновременно.

— Я уже не тот человек, — сказал он.

— Это ко всем нам относится.

— Никто не меняется так, как я.

— Ты был влюблен в меня — так мне казалось. Ты мне этого не говорил. Чувствовал, наверное, что я-то тебя не люблю. А я уже почти полюбила, полюбила бы, если бы…

— Если бы?

— Если бы не ты. Я восхищалась твоим мужеством, твоей решимостью, твоей изворотливостью. Ты уходил от них каждый раз, как горячее масло сквозь пальцы. Еще ты был открытым, приветливым… порой даже чувствительным… ты вызывал симпатию. Но я слишком часто чувствовала, что ты не весь здесь… со мной. Очень многие этого бы просто не заметили. А вот я замечаю сразу. И каждый раз, когда мне казалось, что это уже прошло, оно возвращалось. Отдаление, стена. Сначала мне казалось, что твоему чувству просто недостает глубины. Потом я поняла, что дело не в этом. Ты был где-то в другом месте. Может, ты и сам этого не знал, но я-то знала. Это и решило все. Мне не нужен мужчина, который всегда ходит вокруг меня кругами и порой приближается, но никогда не подходит вплотную.

— Мне кажется, что теперь я мог бы подойти вплотную, даже взять тебя на абордаж. Впрочем, не знаю. Может быть, ты дашь мне шанс?

— Дам. Хотя, наверное, уже поздно. А если не поздно — что ж… два корабля, сцепившись крючьями, порой идут вместе на дно. И вообще абордаж всегда предполагает боевые действия.

— Это только метафора.

— Из них-то вся жизнь и состоит. Мы все метафоры.

— Что это значит?

— Сама не знаю, — засмеялась она.

— Мы проходим по жизни, превращая все в сравнения и метафоры. К реальности как таковой мы никогда не прикасаемся.

— Тебе-то откуда знать? Не так уж ты долго живешь.

— Да, верно. Может быть.