— Ну ладно. Только мне сначала надо одеться.
Медленно и неохотно Джефф натянул на себя одежки. Он трясся от страха, но в то же время чувствовал радостное волнение. Неужели он правда это сделает? Будет настоящее приключение. Плохо только, что если его поймают, то накажут, а Бейкера и пальцем не тронут.
Джефф отдал экрану команду притушить свет в коридоре, и они пошли к выходу. Вдруг кто-то из родителей проснется, увидит яркий свет и встанет проверить, в чем дело.
На середине коридора Джефф услышал голоса, ведущие какой-то неразборчивый разговор.
— Не спят! — шепнул Джефф Бейкеру. — Теперь мы не сможем уйти.
— Вот еще! Пошли все равно.
Они тихо двинулись дальше. Джеффу казалось, что его сердце скоро прорвет грудную клетку. Перед приоткрытой дверью родительской спальни Бейкер сказал:
— Давай послушаем. Может, что-нибудь узнаем. Взрослые ведь нам ничего не говорят. Думают, они самые умные и таинственные.
Джефф подошел вслед за Бейкером к двери. В спальне было темно. Папа с мамой разговаривали так тихо, что Джефф почти не разбирал слов. Потом он уловил свое имя. Они говорили о нем.
Он напряг слух, но они говорили уж очень тихо, хотя и неспокойно. Почему они в такой час не спят и говорят о нем? У Джеффа почему-то создалось впечатление, что разговор идет о чем-то, что уже давно их беспокоит и будет беспокоить еще долго. В голосах была грусть и гнев — гнев друг на друга.
Бейкер прошептал Джеффу на ухо, хотя шептать было не обязательно — его слышал один только Джефф:
— Пошли обратно в нашу комнату. Включим аудиомонитор в их спальне и послушаем.
— Это нехорошо. И если нас на этом поймают, то накажут меня, а не тебя.
— Не поймают. Чего ты все время трясешься, как студень?
— А вдруг они велели своей стенке выключить звук? Мы все равно ничего не услышим.
— Как можно знать, пока не попробуешь? Делай то, что я тебе говорю — тогда, может, не будешь такой размазней.
Джефф разозлился.
— Я не такой, как ты говоришь! Не такой! — Он колебался. Ему очень хотелось узнать, что говорят о нем родители. — Ладно, я это сделаю. Но если нас поймают, никогда больше не буду играть с тобой!
— Ну да. А с кем же ты будешь играть? Так и будешь сидеть один. Ничего из тебя не выйдет, так и останешься боякой, если выгонишь меня. Лучше я возьму и выгоню тебя. Уж очень ты противный.
Идя обратно по коридору, Джефф вспоминал, не сделал ли он чего-то очень плохого, сам не зная об этом. По его разумению, он был хорошим. Он ничем не огорчал родителей — вот только был несмелый, не хотел драться с мальчишками, боясь, что его побьют, и не мог связать двух слов, когда его вызывали отвечать. Но с этим он ничего не мог поделать — нельзя же сердиться на него за это.