— Вы хотите сказать, что я пытаюсь насильно втиснуться в?..

— Вот именно, Вайерман.

Хобарт покачал головой.

— А разве это не так? Сознайтесь, ведь вы так думали.

Он вгляделся в лицо Майкла.

— Да, похоже, что не думали. Послушайте, я не знаю, кто вы такой на самом деле. Возможно, вы искренне хотите найти подходящую нишу для себя — но у нас нет ничего для вас. У вас необыкновенно развитый интеллект, выше среднего уровня — совершенно нетривиальный ум, между нами говоря, — но это все, что я вам могу сегодня сообщить, это единственный позитивный результат сегодняшних упражнений. Компьютер говорит, что во всех областях труда у вас одинаково низкие показатели. Вы станете палкой в колесе любого дела, в котором попытаетесь попробовать себя… однако мир полон людей, которые по своим наилучшим качествам непригодны к традиционному плодотворному труду; какой прок обществу от талантов, равно посредственных во всех областях? — заявил Хобарт потрясенно слушающему его Майклу. — То, что я сейчас вам рассказал, не есть дословное изложение анализа машины — машина способна только выбирать ответы из огромного каталога возможных, который заложили в нее создатели. Если машина не находит в своем каталоге точный ответ, она подбирает тот, который подходит лучше всего, — точно так же случается и в человеческой жизни. Мы должны уберечь себя от элементарных ошибок — мы не можем принять ответ только потому, что он таковым именуется. Машина не поняла вас, и, следовательно, не поняли вас ее создатели. Никто в обществе, создавшем эту машину, не способен разобраться в вас — вот совершенно ясный результат нашей сегодняшней работы. В том числе не способен понять вас и я, Вайерман, — не пришелец, но уже и не землянин после всех этих лет. Я не способен разобраться в вас ни в понятиях прошлого Земли, ни в понятиях ее будущего тем более. Я не понимаю вас в рамках тех определений, которыми мы здесь, на Земле, оперируем сейчас, — я бессилен, у меня нет соответствующих вам стандартов.

Хобарт снова покачал головой.

— В этом мире вы урод, Вайерман. Единственное, что я могу вам сообщить исходя из моих цифр, так это то, что вы не более цивилизованны, чем такой человек, как Франц Хамиль, например.

— Я не хочу оставаться один! — воскликнул Майкл.

— Конечно, я верю вам. Я уверен также и в том, что бывали времена, когда вы от всей души хотели быть примерным центаврианином. Но с Центавра вы сбежали, так же как сейчас вы сбежали от Хамиля. Как очень скоро сбежите и от нас.

— Вы заявляете это как представитель административной системы пришельцев? — потребовал ответа Майкл, чувствуя, что у него сжимается горло. Он уже презирал Хобарта — этот предатель скрывал свое позорное деяние под маской спокойного профессионализма — предательство Хобарта было гораздо более искусным, чем его собственное.