И вот, он понадобился.

— Главное, чтобы к моменту проверки Дагон прекратил буянить, — продолжал он, — Но это уже отдельный вопрос. Жахнуть, не разбираясь, я им уже не дал.

— Вот за это я тебя и люблю, — произнесла Мария и мягко подалась вперёд, чтобы поцеловать мужчину, но очередной толчок земли привёл к тому, что они ударились друг о друга челюстями, — Ой!

— Кажется, сейчас будет не очень удобно, — вздохнул Чезаре, — Но мне без сомнений приятно это слышать.

— А… Извини… — смущенно пробормотала девушка.

— Тебе-то за что извиняться? — кардинал ласково погладил ее по волосам.

— Ну, как бы… Я тебе губу разбила…

— Это мелочь, ты случайно, и я тебе также ее разбил, — усмехнулся он, — Даже одного фактора было бы достаточно.

— Ну, да, я тебя поцеловать хотела, — рассмеялась паладинка.

— А это желание и вовсе искупает все!

Несмотря ни на что, ему внушало надежду то, что вопреки восстановленным воспоминаниям, она все еще была с ним.

Мимо преподавателей Алистер пробрался под невидимостью. Он рад был узнать, что они выжили, но они непременно попытались бы помешать тому, что он задумал. Да, Финелла был хитер и разбирался в тактике. А Мария была сильнейшим бойцом, какого он когда-либо видел в действии. Но сейчас они ничем не могли ему помочь. Это была только его битва.

Улетев из зоны слышимости, колдун выбрал участок почвы, не скрытый асфальтом и не занятый водой. Он приземлился и почувствовал, как земля среагировала на его прикосновение. Почему никто из них раньше этого не заметил? Быть может, если бы они с самого начала не относились к Великому Древнему как к дикарским суевериям… Все вышло бы иначе.

— Дагон, — негромко позвал он и тут же почувствовал подавляющий взгляд бога. Бог нервничал. Чисто по-человечески нервничал.

— Внемлю.

— У меня к тебе есть предложение, — попытался еще решить дело миром Алистер, — Вижу, что самочувствие твое оставляет желать лучшего. Как ты смотришь на то, чтобы изменить условия нашей сделки? Я тебя полностью исцелю, если ты дашь мне на это силы, взамен ты простишь мне долг. М?

В тот же момент громоподобный смех практически взорвал его мозг изнутри. Это был плохой смех. Жестокий смех. Смех, исполненный детской жестокости того, кто верит в свою безнаказанность. Странно. Алистер начал понимать его. Но разве Великий Древний не должен быть непознаваем человеческим мозгом? Или тот, кто навещал Лавкрафта в его снах, намеренно сгустил краски, говоря о могуществе Древних?

— Молчание — знак согласия? — не сдавался юноша, — Я серьезно.

Жутко было на самом-то деле, но отступать он был не намерен.