— По древним правилам ученичества, учителя должно именовать наставником или учителем. Но так как мы теперь живём не в бывшем домене, а в новой республике, я не настаиваю. Единственное, что я позволю, это общаться на «ты» и по имени. Хорошо, командир?

Мата кивнула.

Фат попросил описать, как она чувствует силу. Вопрос показался глупым, но Мата всё же попробовала подобрать слова. Она чувствовала себя… как воздушный шарик, распираемый изнутри воздухом, только это был не воздух, а маленькое солнце. Маленькое, но злое и гневливое. Его острые и злые лучи распирали тонкую резиновую оболочку, но почему-то не прокалывали. Мата себя чувствовала как-то так, но если выразить словами, то получалось неправильно и глупо.

Покивав своим мыслям, Фат неожиданно спросил: — Я неприятен тебе?

— Неприятен, — согласилась Мата решив не спорить с очевидным.

— А знаешь почему? — спросил Фат.

— Что?

— Знаешь почему я неприятен тебе?

Наверное, это было непедагогично и в обычном состоянии Мата бы ничего такого не сказала, но повыше живота пылало крохотное колючее солнце, от тошноты, на голодный желудок, кружилась голова и диванные подушки были такими отвратительно розовыми, что она не удержалась.

— Может быть потому, что ты родившийся в древнем роду одарённый и если бы не земляне, то жил бы сотни лет считая себя «высшим», а таких «низших» как я недолюдьми-полуживотными? Или потому, что твой род потомственных эксплуататоров и живодёров умудрился пристроиться в молодой республике пользуясь тем, что вы нужны землянам? Или — знаешь, я могла бы продолжать эти «или» очень долго.

— Или потому, что ты почти такая же как я, Мата, — закончил Фат.

— Что?!

— Ты родилась не «низшей», ты родилась в семье «людей». Твой дар самую чуточку не дотягивает до нижней границы, чтобы считаться в бывшем домене свободным человеком. Разве не это бесит тебя больше всего остального, командир?

Розовые подушки полетели на пол, Мата вскочила: — Откуда ты это знаешь?!

Фат пожал плечами: — Спросил. Заря рассказала.

— Как она посмела! Как ты посмел! — Мата почувствовала, что теряет над собой контроль.

— Поверь командир, если бы это не было необходимым, то я не позволил бы… — пожал плечами Фат, но оборвав себя на полуслове вдруг произнёс совсем другим голосом: — Сядь!

Мата почувствовала, как на плечи навалилась тяжесть. В голове, под волосами, с внутренней стороны черепа, словно бы забегали тысячи мурашек. Она так и не поняла, давил ли он на неё в физическом или же в ментальном плане, а может быть одновременно и так, и эдак? Скопившаяся, слежавшаяся, хорошенько утрамбованная ярость требовала выхода и выход был предоставлен.