Внешность была, что и говорить, внушительна. Особо привлекали к себе внимание тонкий крючковатый нос и непроницаемо черные, глубокие, как омуты, глаза, взирающие с проникновенной пытливостью. Необычной высотой лба он чем-то напоминал людей-хамелеонов (кстати, лоб был почти без морщин). Волос на голове не было.

Глаза-уголья впивались, казалось, в самую душу Найла – хотя, разумеется, то же чувствовал каждый из присутствующих.

Тут Маг, не размыкая губ, заговорил телепатически. Стало понятно, для чего нужны экраны: с аудиторией общались не губы, а лишь глаза. Без увеличения это вряд ли было бы возможно: речь Мага звучала на несколько ином диапазоне.

«Народ мой, – обратился он к залу тоном льдистым и четким, совершенно не выдающим возраст. – Приветствую тебя на двести двенадцатой годовщине созидательного труда».

Значит, это собрание по счету двести шестое. Мысль о том, что возраст карвасида исчисляется уже несколькими столетиями, ввергала в благоговейный трепет. Безусловно, это же чувство разделяли все присутствующие, кто видел сейчас незабываемое лицо с гипнотическими глазами.

«Сегодня здесь присутствуют двое посланников из города Корш, где я когда-то родился. Они прибыли от имени пауков, что ныне там царствуют».

Все поглядели на Найла с капитаном. Последняя фраза, впрочем, смущала: ведь Маг знал, что он не просто посланник, а правитель города пауков.

«Всем вам известно, что четыреста тридцать два года назад я привел своих соратников сюда, в Страну Призраков, и мы основали у озера свой первый лагерь».

Публика облегченно перевела дух, словно слушающие сказку дети: эта часть речи карвасида была, похоже, всем знакома.

«В те времена по окрестностям скитались лишь нечистые духи да троглы, ненавидевшие нас уже за то, что мы сюда явились».

Аудитория содрогнулась при мысли об этих злыднях (слова Мага сопровождались соответствующим видеорядом).

Карвасид (называть его иначе язык не поворачивался: слово «маг» отдавало чем-то неуважительным, вроде шарлатанства) умело жонглировал вместо слов образами. Внутреннему взору представал неприветливый край, небо над которым было не в пример темнее, чем сейчас. Гладь озера и та смотрелась зловеще.