– И что ты за нее хочешь?

«Уоки-токи», пристегнутый к плечу Ханны, ожил.

– Я вижу этого засранца, – прошептал Васко. – Могу попробовать снять.

– Погоди, – выдохнула Ханна в микрофон.

– Как мне тебя называть? – крикнула она.

– Какая разница, телочка! – взвизгнул глашатай. – Какая разница? Мы всех вас завалим!

– Хлебало свое завали! – прорычал старший, и глашатай замолчал на полуслове. – Зови меня Джо.

– Что ты хочешь за соль, Джо?

– Вижу визгливого, – снова зашептал Васко в динамик. – Еще один на крыше, на час дня от тебя. Достанем из пулемета. Легко.

– Пока ничего не делай, Васко. Попробуем обойтись без стрельбы.

– Твоя цена, Джо? Да что ты прячешься? Выходи, поговорим! Мы не стреляем!

– Ханна! – заорал Гонсалес без всяких «уоки-токи».

– Ну, что? Зассал?

– Я зассал? Я выхожу! Не стрелять!

Гонсалес метнулся к Ханне, но не успел, она уже встала во весь рост, выйдя из за красного капота тягача.

Обладателю низкого голоса было лет шестнадцать, не более. Приземистый, широкий, он был одет как житель рабочих предместий или фермер, приехавший на ярмарку, – клетчатая рубаха, джинсы, остроносые сапоги. К наряду отлично подошла бы широкополая шляпа, но на Джо красовалась кепка цвета хаки. А вот лицо у него оказалось симпатичное, такое же широкое, как плечи, открытое и чистое.

Ханна, сопровождаемая гневным шипением Васко, спрыгнула с пандуса и пошла навстречу Джо. Не дойдя до противника десятка шагов, она остановилась, медленно и демонстративно вытащила из кобуры пистолет, и положила его на бетон. Джо проделал то же самое со своей винтовкой.

Потом они подошли ближе друг к другу.

– Значит, Ханна? – спросил он.

– Угадал. Что будем делать, Джо?