– А ты вернешься? – спросил он серьезно.

Ханна кивнула.

– До марта?

– Да.

– Врешь ведь, – сказал он.

– Я попытаюсь…

– Ну, хоть так… С тобой пойдет Васко.

Ханна встрепенулась.

– Он нужен тебе!

– У меня достаточно людей для обороны города. Васко пойдет с тобой, а иначе ты не выйдешь за ворота.

Ханна вскочила.

– Не смей мне приказывать!

– Я не приказываю, Белль. Я говорю, как будет. Ты же не думала, что я отпущу тебя одну? Это двести миль, двести гребаных миль! Ты летом уцелела чудом, а чудеса редко случаются дважды. Сбавь обороты, ты бы сделала то же самое для меня.

Он тоже поднялся, и Ханна была вынуждена задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

Во взгляде Стаховски не было ни жесткости, ни обычной в последние месяцы стальной уверенности в себе – только бесконечная усталость и грусть. Глаза старика на лице молодого человека смотрели на нее с любовью, и слова, которые она собралась бросить в него, застряли в горле.

– Вот и хорошо, – сказал Грег и улыбнулся, но не своей обычной улыбкой, после которой Ханне обычно хотелось его обнять и прижаться к плечу. Это была улыбка раненого, который маскирует боль гримасой, чтобы успокоить родных. – Не надо спорить, Белль, я же согласился с твоим решением? Васко и еще четверо из его команды, по его выбору, пойдут с тобой. Я даю вам два джипа – один легкий, второй бронированный. Провизию и амуницию возьмешь на складе.

Он еще раз посмотрел на альбом, который держал в руках.

– Спасибо тебе.

– За альбом?

– За все. Ты своим присутствием удержала меня от многих ошибок.