Впрочем, она настоящего заката уже не увидит…

«И это очень хорошо, что не увижу… – отметила она про себя. – А через пятнадцать лет живущим не с чем будет сравнивать. Через пятнадцать лет не будет никого, кто бы помнил, что жизнь была другой. Прошлого не будет. Будущего не будет. Будет только настоящее – здесь и сейчас. Найти еду. Убить зверя. Поесть. Накормить детенышей. Отогнать врага».

Ханна размеренно крутила педали и велосипед катился по осеннему Вайсвиллю, такому красивому, что просто замирало сердце. Цветная листва кленов и вязов, россыпи поздних цветов на клумбах, все еще не забитых сорняками. Много птиц, значительно больше, чем раньше, несмотря на нашествие котов – особенно голубей, соек и ворон. А вот собак стало гораздо меньше, часть, потерявшая хозяев, ушла в леса дичать и добывать себе пищу. В городе остались только самые мелкие и самые преданные.

Вдоль тротуаров, на подъездных дорожках на приспущенных шинах стояли пыльные машины, которым уже не суждено было тронуться с места – Грег распорядился слить из баков топливо и его слили буквально за пару дней. Приказы Грега теперь исполнялись беспрекословно, охотников проверить, хватит ли у него духу снести голову еще кому-нибудь, не находилось.

Ханна свернула с проездной аллеи на Мэйн-стрит, проехала мимо церкви, стоящей с распахнутыми дверями, и почему-то вспомнила Коротышку, кричащего в лицо Васко: «Нет никакого Бога, бро, потому что, если бы он был, он бы не допустил такого».

Ханна, не долго думая, затормозила и свернула к старому деревянному зданию. Маунт-хилл стоял в этих местах задолго до постройки военной базы, это военную базу пристроили к городку, а не наоборот, и в центре города было полно домов, возведенных еще в конце XIX века. Здешнюю церковь построили до войны Севера и Юга, она дважды горела, но горожане поднимали ее из пепла…

В общем, кроме теннисного клуба, полей для гольфа и закрытого бассейна, построенного на средства Минобороны, церковь была единственной достопримечательностью этих мест. Причины навещать храм у Ханны не было, но все же она поставила велосипед у фонарного столба, зашла вовнутрь и села на скамью у входа.

Ветер уже несколько недель закидывал листьями проход, ведущий к кафедре, и теперь гонял их по полу с тихим шуршанием. По углам, скрываясь от дневного света, утробно урчали голуби, на потолочных балках восседали раскормленные вороны и Ханне не хотелось даже думать о том, на чем они разжирели.

Раньше тут пахло деревом, свечами и свежей краской со стен, теперь же – птичьим пометом, влажной листвой и запустением и, если бы Ханна искала тут Бога, то сразу бы поняла, что он это место покинул.