Слопав обе изюминки, василиск с надрывом кукарекнул. В ответ меж прутьев мелькнул третий снаряд: морщинистый, по форме похожий на голову черепахи.

– Косточкой не подавится?

– Там нет косточек. Это сабза. И шигани.

– Ага, хорошо…

С кушетки за процессом кормления наблюдал Матиас Кручек. Выглядел доцент не лучше, чем хворый василиск. Небрит, всклокочен, в мятой одежде, он вызывал отвращение у самого себя. Глаза слипались, спать хотелось так, что аж дух захватывало. Раздеться бы, лечь, свесить гребешок, поджать лапки, обвить тело змеиным хвостом (а лучше, одеялом), слопать ведро изюма – и баиньки…

Его забрали прямо из дома Биннори, на рассвете. Когда он ехал к поэту, на углу Бакалейщиков опрокинулась телега, груженая бочками. Карета доцента застряла в пробке. В итоге он опоздал полюбоваться пикантным зрелищем – капитан Штернблад ловит гарпий на живца! – и, извиняясь за опоздание, полночи тужился отследить хоть что-то из действий Келены.

Чуть грыжу не заработал.

Увы, старания не увенчались успехом. Астрал был чист, как слеза младенца. Эфир безмолвствовал. На всех эасах царили тишь да гладь. Утомившись, доцент заснул под утро, и проморгал отъезд гарпии в сопровождении псоглавца.

Подняли его через час, едва ли не пинками. «Мастер! – орал скороход, как при пожаре. – Мастер, за вами карета!.. лейб-малефактор изволили передать: милости, значит, просим!» Спросонья Кручек не сразу сообразил, о какой милости у него просит лейб-малефактор. А когда сообразил, было поздно: он сидел в присланном экипаже и ни свет ни заря катил в гости к Нексусу.

Тогда он еще не знал, что в гостях будет не одинок.

Все повторялось. Возвращалось на очередной круг, будто ребенок, вертящийся на карусели. Жилище лейб-малефактора. Василиск в клетке. На стуле примостился Андреа Мускулюс, бодрей бодрого. Малефик в эту ночь гарпией пренебрег. Выспался, вредитель. Баю-бай, баю-бай, спи, астрал не колебай… а в кресле у окна, где в прошлый раз сидел гипнот Скуна…

Сон одолевал. Мозг превратился в амфисбену, двухголовую змею. Засунув меньшую главу в рот большей, амфисбена колесом катилась с горы в пропасть забытья. От жара змеиного тела плавились мысли, растекаясь зеркальными лужицами. Желая взбодриться, Кручек налил себе в ладонь из кубка и растер лицо холодной водой.

– Больной выздоровел? Сударь Кручек, я к вам обращаюсь.

– Н-не знаю…

– Не знаете?

– Когда я уходил, Биннори еще спал. Как по мне, вполне здоровым сном. Я не лекарь, точнее сказать не могу. В ауральном смысле все оставалось в норме. Собственно, аура Биннори и раньше не давала повода для опасений.