Этого было еще недостаточно. Ультио завершила казнь вблизи – «Мстительный дух» тараном снес обезглавленный крейсер вбок, растерзав его вторым гравитонным залпом, от которого рухнула еще одна огромная секция надстройки. Спустя один удар сердца Ультио уже снова разворачивала нас, преследуя очередного врага.

Я больше не мог выносить этот мир грохота и содрогающихся стен. Я закрыл глаза и потянулся наружу в поисках сражения, в которое мог бы внести свой вклад.

Амураэля я отыскал почти сразу. Я находился внутри разума моего брата, пока его штурмовая группа продвигалась по «Вечному крестоносцу». Я не мог сопровождать их во плоти, поэтому присоединился духовно.

Когда я погрузился в чувства Амураэля, меня охватило нежеланное ощущение узнавания. Мне приходилось дважды бывать на борту «Вечного крестоносца» прежде – оба раза в качестве посланника при Имперских Кулаках на общем театре военных действий. Как все же странно было входить в эти залы не с любопытством и почтением, неся предложения другому Легиону в ходе Великого крестового похода, а с клинками в руках и ненавистью в сердце.

Я зацепился за мысли Амураэля. Он почувствовал меня и не стал сопротивляться, хотя я точно не назову это радушным приемом.

Посредством его чувств я переживал битву. Воздух звенел от металлического кашля болтеров и визга лучей тех немногочисленных волкитных орудий в нашем распоряжении, что еще работали. В каждом вдохе ощущалась фицелиновая вонь топлива снарядов или озоновая гарь испаряющегося металла.

Воины Амураэля были ненасытной ордой – они отделение за отделением прорезали себе дорогу по «Вечному крестоносцу», расправляясь даже с безоружным смертным экипажем и тратя драгоценные боеприпасы так, будто этих богатств у нас водилось в избытке. Все предосторожности были отброшены. Сейчас наших людей было бы не сдержать, даже возникни у нас такое желание.

Черные Храмовники отвечали на ярость гневом, атакуя по коридорам и врезаясь в надвигающиеся беспорядочные волны, которые вторглись в их владения. Снова и снова мы упирались в стены щитов из керамитовой брони, где можно было разглядеть лишь движение сверкающих клинков и гремящих цепей.

Мы истекали кровью. Обливались потом. Изрыгали ругательства. Кулаки и рукояти пистолетов молотили по шлемам. Цепные клинки с визгом пробивались сквозь сочленения доспехов или бесполезно искрили об усиленную броню. Амураэлю требовалось место для замаха мечом – в ближнем бою воину нужен не длинный меч дуэлянта, а более короткий колющий клинок – и много раз его оружию мешал неудачный угол, или же оно с рычанием застревало в теле Храмовника, силясь вырваться после смертельного удара. Противостоящие нам воины напирали на нас нескончаемой ордой, выкрикивая боевые кличи и клятвы Императору, ревя нам в лицо. Те, кто находился у них за спиной – их же братья – выли от ярости, будучи не в силах пробраться сквозь тесный строй и убивать врагов, новой встречи с которыми они ждали сотни лет.