Я достал из кармана очень острый нож и разрезал на Коксе одежду. При нем оказалось два пистолета, но то, что я искал, он носил на бедре – серебристая трубочка с антенной, тянущейся вниз к носку. Эта трубка была без зазубренного конца, тем не менее опасность представляла.

Я прыгнул на сорок миль к югу, где Рио-Гранде прорезает скалы, разделяя США и Мексику, и швырнул трубку в ее бурные воды. Трубка едва держалась на поверхности воды; покачиваясь, она поплыла мимо национального парка Биг-Бенд к городу Дель-Рио.

Вернувшись на островок, я распорол оставшуюся на Коксе одежду, прыгнул в Нью-Йорк и запихал ее в мусорный бак у лужайки Шип-медоу. Оружие я унес к себе в горное убежище: стволов в Нью-Йорке и так хватает.

Вернувшись в каньон, я перевернул Кокса на спину, приподнял ему веки и проверил зрачки. Вроде бы одного размера и оба реагируют на свет. Кокс покрылся гусиной кожей, но дышал ровно. Солнечные лучи падали в каньон, температура была за шестьдесят градусов. Пожалуй, без мокрой одежды Коксу даже лучше.

Я метнулся в стиллуотерский «К-март», купил спальный мешок и скорее обратно. Молния мешка расстегивалась сверху донизу. Я расстелил его на земле рядом с Коксом, перекатил его на одну половину, накрыл другой и застегнул молнию. На затылке у Кокса набухла шишка, из нее сочилась кровь. Вспомнилось, как меня ограбили вскоре после прибытия в Нью-Йорк.

Да, я надеялся, что Коксу больно, только от черных мыслей плохо стало мне самому. Я чувствовал себя не лучше Кокса. Черт… Я чувствовал себя не лучше отца.

18

Проснувшись, Кокс обнаружил рядом с собой биотуалет и плакат с надписью: «Не загрязняй пруд, это твоя питьевая вода». Еще я оставил ему пузырек ибупрофена и большой стакан воды. Я следил за ним из центра островка – залег в мескитовые кусты и смотрел сквозь траву. Не хотелось быть рядом с ним, когда он проснется. Тогда зачем было смотреть?

Вспомнились воскресные утра в Станвилле. Отец просыпался с похмельем, и я ходил вокруг него на цыпочках, пока он не выпивал две чашки кофе. Уйти из дому я не мог: отец во мне нуждался. Кто-то должен был сварить ему кофе и приготовить завтрак. С похмелья отец руки не распускал. Это начиналось потом…

На плакате Кокс сосредоточился с трудом – то отодвинет его, то придвинет ближе к себе. Наконец он отложил плакат и выпил ибупрофен. Двигался Кокс осторожно, время от времени поворачивая шею набок, словно у него свело мышцы.

Я прыгнул в Вашингтон, на станцию метро у Юнион-стейшн. Я собирался позвонить в АНБ и поторговаться насчет Милли, но, уже бросив в таксофон двадцатипятицентовик, увидел мужчину, который в ожидании поезда читал газеты. Первой мыслью было, что это агент АНБ, один из многих, разбросанных по городу, но потом я заметил заголовок: «Круизное судно захвачено шиитскими экстремистами». Под ним красовался сделанный на расстоянии снимок белоснежного корабля, рядом – фото Рашида Матара.