Минута уходила за минутой. Облако больше не делилось звуками с терпеливо ожидавшими непрошеных гостей воинами. Лошади вздрагивали, переступали с ноги на ногу, тянулись губами к жалким клочкам придорожной травы. И все это в пугающей, давящей на уши тишине…

Десяток всадников в доспехах дружинников князя Дамира, как призраки, едва касаясь клубящегося под копытами ничто, показались, когда я уже и стал подумывать отменить тревогу и продолжить путь. Окруженные со всех сторон разом двинувшими коней Яролюбовыми конниками, они растерянно заметались, сбились в круг, обнажили клинки.

— Кто вы? — неожиданно яростно рявкнул принц. — Назовитесь!

— Ратомир?! — воскликнул кто-то из незнакомцев голосом княжны Серафимы. — Арч?

— Княжна? — растерялся командир. — А я… мы…

— Принц, за нами погоня! Люди Манат-хана — отец покровительствовал его племени — открыли ночью ворота Аргарда. Гэсэр-хан в городе! Мой… князь Дамир пал от рук предателя. Нам едва удалось уйти…

Щеки обожгло пламенем злости.

— Разворачиваемся! — зычно, пронзив ватное беззвучие тумана, скомандовал Ратомир.

Сотники бросились перестраивать дружину, а мы с принцем и Яролюбом подъехали к расслабившимся воинам погибшего князя.

— Нам не удалось проститься по-людски, — отчего-то опустив глаза и зарумянившись, проговорила Серафима. — Не было сил держать в себе страшную для отца весть…

— Я понимаю, — мягко сказал Ратомир. — Тебе незачем было ждать, пока я вернусь в сознание. Ты должна была донести весть…

Они встретились глазами. Я понял, почувствовал, что тогда, за тот краткий миг в наполненной суетой перестроений отряда тишине они успели сказать друг другу очень и очень многое. Тысячи слов, сотни песен, всю правду мира вмещает один взгляд…

И словно только этого, только искры, взорвавшей два сердца, не хватало Великому Духу, чтоб вдохнуть новую жизнь в уставшие ветры. Сизая пелена вдруг заворочалась, вспенилась причудливыми хвостами и завитушками. Поплыла в сторону невидимых за горизонтом Низамийских гор серая пелена.

Вместе с ветром вернулись звуки. Я даже оглох, отвыкнув от такого их числа. Топали по чавкающей грязи кони, звенели сбруей, фыркали, радуясь ожившему ветру. Звенели кольчуги, влажно шлепали мокрые плащи, пыхтели дружинники, скрипела кожа на седлах. А издалека, со стороны захваченного степняками Аргарда, гремела, прогибалась земля под копытами позабытой погони.

— Ничего себе! — неожиданно весело воскликнул дубровичевский княжич.

— К бою! — с трудом оторвавшись от сияющих глаз Серафимы, крикнул Ратомир. — Их не может быть много!