Маккена вспомнил возглас физика: «Колоссально!»
– Всеволод Дмитриевич, что у вас?
– Если во времена инфляционного раздувания нашего Метадомена процесс шёл на гиперскоростях, превышающих скорость света в триллионы триллионов раз, то в Омеге почти такой же процесс идёт намного медленнее, хотя термин «скорость» не отражает его физических характеристик. Никто никуда не летит, изменяется континуум. Но это не главное. В нашем домене уже шесть миллиардов лет длится эпоха вырождения вакуума, домен расширяется, причём с ускорением, а пространство «скатывается» к двумерности.
– Вы так считаете?
– Это объективная реальность, дорогой полковник. Вселенная рождалась многомерной, в наше время количество измерений уже чуть меньше трёх, как бы ортодоксально это ни звучало. Так вот в Омеге идёт обратный процесс! Понимаете?
– Я не физик и не космолог. Догадываюсь.
– Судя по тем данным, что мы получили от зондов, и по замерам полей вблизи скопления, в Омеге идёт процесс роста метрики! Во всяком случае, я могу утверждать, что пространство там даже не четырёхмерно, а стомерно! И скорее всего мерность продолжает расти.
Маккена, получивший мысленное «готов» от Клиффорда, просчитавшего курс к Солнцу, помолчал.
Космолётчики, созревшие для обмена мнениями, перебросились какими-то шутками, Иванов засмеялся.
– Это хорошо или плохо?
– Это не хорошо и не плохо, но очень необычно. Господа Знающие-Дорогу отлично просчитали последствия запуска Дженворпа, так как инициированный взрывом Оси Зла процесс действительно ведёт к распаду барионной материи. Но во-первых, процесс идёт слишком медленно, я имею в виду космические масштабы. Во-вторых, кое-чего они не учли.
– Чего?
– Мне нужно время на расчёты. Хорошо бы ещё разок нырнуть к Омеге.
– Это не прогулка в парк. Мы возвращаемся домой.
– Задание выполнено не до конца.
– Это мне решать.
– Мы потеряли генератор «зеркала», – вдруг сообщила Вероника Солнышко. – Точнее, он запускается намного медленнее, чем необходимо по штатным режимам.
– Всем походная упаковка! Старт через минуту.
– Я выиграл! – воскликнул Терёшин.
– Не понял.