Я понимаю, что начался суд.
Мне кажется, что сквозь ткань кармана явственно проступали очертания кровокода, хотя я знаю, что это не так. А доктор Марике… он же на стороне моего отца, верно? Он не предал нас ради расположения вожаков?
– До моего сведения довели информацию, что на твоего отца напала его коллега – Ава.
Точно, Ава. Зорнов думает, что я понятия не имею, кто она такая.
– Трагическая ситуация, но в ходе разъяснительной беседы выяснилось, что упомянутая коллега убеждена в правомерности своих действий.
Облегчение, причем двойное. Во-первых, если бы папа умер, Зорнов сказал бы об этом иначе.
«Твоего отца убили», а не «на твоего отца напала его коллега». И во-вторых, если речь сейчас пойдет о подозрениях Авы о покушении на Зорнова, то кровокод здесь ни при чем. Значит, доктор Марике не предал папу. Опасность еще не миновала, но если я буду осторожна, то смогу сохранить наш план в тайне.
– Ты прибыла на мой остров со шприцем с голубой сывороткой. – В меня впивается свирепый взгляд. – Почему?
Держу голову высоко, смело смотрю Зорнову в глаза.
– Мне сказали, что он может понадобиться для самозащиты. Что, собственно, и произошло.
Ответ его вполне устраивает.
– Кстати, – произносит Зорнов, – мне доложили, что перед отбытием все вы прошли необходимую процедуру, но ты – что вряд ли совпадение, дочь Уилла – прибыла сюда в полном сознании. То есть твой отец солгал мне, и Пеллегрин не провел процедуру?
– Мой отец никогда не лжет, – отвечаю я.
Но меня уже мучают сомнения. Да, иногда люди вынуждены хранить секреты и молчать, но лучше поступать так, чем корыстно врать. Однако секреты – это шаг в сторону от чистосердечной правды.
– Пеллегрин обработал меня прямо на глазах у отца, но позже сказал мне, что вколол мне особую вакцину. У меня осталась голограмма как доказательство, можете посмотреть.
– И о решении Пеллегрина дать тебе вакцину твой отец не знал?
Осторожнее, Иден.
– Мой отец – очень осведомленный человек, но я даже не представляю, что творится у него в голове. До того как меня отправили сюда, на ваш остров, я вообще думала, что он мертв. Так что отец не привык рассказывать мне все и сразу.
Мой тон и едва завуалированное обвинение застают Зорнова врасплох. Он пытается скрыть собственную неуверенность за покашливанием. «Ты был на похоронах моей матери и забрал у меня отца… и сделал так, чтобы я чувствовала себя сиротой!» – хочу я закричать ему в лицо.
Но я сдерживаюсь. Пусть прошлое говорит само за себя.