Я объяснил все, как мог, не упомянув, впрочем, камень-ментат, мою эмоциональную травму, несколько усилив те выражения, которые использовали мои враги. Хотя я как сын не должен был обращаться к нему за советом по подобному поводу, Секхавей явно был горд тем, что моя часть браксана превалирует над второй половиной — это скорее всего было для него знаком того, что его отцовские гены значительно сильнее проявляются во мне, чем материнские. Как бы то ни было, я рассказал ему частично эту историю, подчеркнув те моменты, где я вел и чувствовал себя как браксана, и Секхавей воспринял ее как нечто целое.
Когда я закончил, он улыбался, на его лице было выражение человека, который умеет дать должный ответ.
— Все просто, — сказал он мне. — Их нужно убить.
Я не был уверен, не разыгрывает ли он меня — таков уж был характер наших взаимоотношений.
— Убить их?
— У тебя есть меч, — он указал на мое бедро.
— Но как?
— Просто: бей и кромсай. По-моему, я не должен объяснять тебе очевидное.
Я нахмурился:
— Я знаю, как это делать.
«Знаешь ли?» — говорило его выражение. Вслух он сказал:
— Тогда — вперед.
— А закон?
Он рассмеялся:
— Закон? Какой закон? Ты — представитель высшего класса, Фериан, полукровка, но тебе даны все привилегии браксана. Они досаждают тебе? Уничтожь! Они раздражают тебя? Отомсти! Не беспокойся по поводу закона. Никто не будет преследовать тебя. Если кто-либо попытается, Кеймири его быстро успокоят — столь же быстро, сколь твой меч расправится с этими твоими псевдоучеными, — он помолчал, затем предложил: — Я могу подвергнуть их Особой Смерти для тебя.
— Нет. Не стоит, — мой отец на пользу своего отпрыска будет включать машину Особой Смерти? Нет, это неприемлемо, я знал это. И он знал тоже. — Нет. Я все сделаю сам.
Он улыбнулся. Я понял, что меня проверяли. Проводив меня до двери, он пожелал мне удачи и посоветовал, куда и как наносить удары, чтобы жертва умерла не сразу.
— Дай им хороший урок. Они это заслужили.
Не исключено, что и я получу урок. Я поблагодарил его и ушел, так и не решив ничего. Я должен был предвидеть, что Секхавей даст именно этот совет, как, впрочем, любой браксана. И почему я беспокоюсь? Возможно, потому, что я ненавижу его попытки манипулировать мной, которые означали, что я для него такая же неразумная душа, как и любая другая, над которой он ставит свои опыты. Нет уж, если Секхавей хочет убедить меня в необходимости убийства, значит, верно одно: я должен найти альтернативу.