Симфония перестрелки неумолчна и бесподобна: глухой грохот и свист имперских снарядов переплетаются с шипением, стрекотом и завыванием более изящных орудий неприятеля. Милосердие мельком замечает защитников цитадели: они легкой поступью занимают позиции на стенах, их стройные тела выглядят обманчиво хрупкими. Из-за обтекаемой, элегантно сработанной брони и проворства движений чужаки напоминают жуков, что веселит сестру: да они же просят, чтобы их раздавили!

Альдари[10], вот как их называют. Милосердию нравится, как звучит это слово, что возмущает ее серую сестру.

– Все в пролом! – ревет госпожа.

Пока воительницы бегут к пробитым стенам, навстречу им выходит гигантский автоматон. Пластины брони, покрывающие долговязую двуногую машину, выполнены из того же схожего с костью вещества, что и сама цитадель, но выкрашены в темный багрянец. В правом кулаке исполин сжимает громадный меч, изогнутый клинок которого потрескивает разрядами загадочной силы. По мнению Милосердия, чужеродный великан смотрится очень изысканно.

Завывая, она мчится прямо к автоматону, отпрыгивая и увертываясь от сгустков энергии, что вылетают из пушки на его левом запястье. С обеих сторон от нее гибнут другие кающиеся, сожженные дотла; среди них и госпожа покаяния. Милосердие будет скучать по жарким поцелуям хлыста старой карги, хоть никогда и не нуждалась в подобном воодушевлении.