– Монах хочет стать Звонарем. Но Отца нельзя будить.

– Мать твою, – сказал Синклер.

– Монах хочет составить Троицу. Все этого хотят, но никто не понимает, к чему это приведет.

– Сука, – сказал Синклер.

Он попытался встать, но понял, что мышцы не слушаются. Синклер завяз, как муха в сиропе. Попытался крикнуть, но звуки застряли в горле. Солнце всего за несколько минут ушло за горизонт, но тени деревьев остались на полу.

– Ты меня услышал, Синклер? – спросил Горбач и погладил щенка.

– Если я доберусь. Я убью тебя, – сказал Синклер.

– Правда, хороший? – спросил Горбач и ласково посмотрел на щенка. – Очень добрый, ласковый. Посмотри, как он играет.

Горбач выпустил щенка из рук, и тот рухнул на пол бесформенной кучей шерсти. Синклера замутило.

– Он просто не успел проснуться, и посмотри, каково ему теперь, – сказал Горбач. – Я повторяю. Не верь монаху. Не верь его марионетке. Никому не верь. Отца нельзя будить.

Тени деревьев на полу зашевелились. Теперь они напоминали сплетение веревок, ведущих к Горбачу. Горбач взял эти веревки в руки, улыбнулся и тряхнул ими. Раздался колокольный звон, и Синклер понял, что Горбач был мастером колоколов – он стоял в центре звонницы и управлял ими. Тени плясали сильнее, звон приобретал бас. Сначала играли зазвонные колокола, вскоре к ним присоединились подзвонные и тяжелые. В какой-то момент тени колокольных веревок сплелись и превратились в силуэты изломанных людей. Горбач тряхнул ими, заставив рассыпаться на части. Поклонился. Синклер закричал.

Горбач пропал.

Синклер понял, что лежит на кровати с банкой капусты в руке и дышит тяжело, словно загнанный пес. Руки тряслись – он уронил чертову капусту, когда пытался встать. Та рассыпалась поверх теней от деревьев на полу комнаты.

– Сука, сука, сука. Сука. Ты здесь, сука, – сказал Синклер.

Откуда-то с запада города раздался звон благовестника. Город Владимир праздновал победу над Хлеборобами и созывал своих граждан на торжества. Синклер поежился. Его едва не затошнило.

В дверь постучали.

– Уже вечер, дружище, – сказал Филин из-за двери. – Ингвар ожидает вас. Одевайтесь, я вас провожу. Внизу жду, пять минут есть. Поторопитесь, малахитовый мой гражданин. Мне самому жутко интересно, чего такого Ингвар предложит.

– Иду, – сказал Синклер.

Ингвару хватило ума не размещать штаб в освобожденном от трупов зале Владимирской тюрьмы. Он занял несколько правительственных комнат. По дороге в штаб Синклер видел, что город уже начал праздновать. Кое-где развесили гирлянды, на главной площади установили арену для развлечений. Там же расставили на коленях связанных Хлеборобов – тех, что не успели бросить в Стазис. Они ехали до здания правительства вместе с Горбачом и Лизой. Синклер заметил, что те неожиданно молчаливы, но не стал ничего спрашивать. Филин за рулем тоже молчал. Удивительно. Синклер успел понять, насколько тот бывает говорлив, когда хочет забить эфир или понравиться собеседнику. Но сейчас Филин сам пребывал в раздумьях.