– Вообще-то время идет, – вмешался Ватару.

– Да, прошу прощения, – Рэй отдернула занавеску, – все трое чистые? Полностью?

– Да, – Ватару кивнул. – Все, Укё, поехали. Исиду Токитиро выпускают сегодня. Надо подготовить место.

Когда они сели в машину, Ватару покачал головой:

– Не уверен до сих пор. Но рано или поздно это придется сделать в первый раз.

– Я сам не уверен. – Укё поправил очки и задумался. – Но, с другой стороны, Рэй пока работала без сбоев. Контроль хороший. Но тьма…

– Именно. Но тьма. Неупокоенный дух может сильно ударить по контролю. И я опасаюсь за девочек.

Укё отвернулся:

– Тут мы ничего сделать не сможем. Даже если удастся захватить духа, вселившегося в одну из них до трансформации, – психика девочки пострадает настолько серьезно, что восстановить ее практически невозможно. Сначала меняется сознание, и лишь потом – тело.

– Скажи мне лучше: а может мононоке заставить убивать того, кто изначально не способен на убийство? – Ватару выехал на шоссе и перестроился.

Укё по-прежнему смотрел в окно.

– Да. Думаю, может.

– Тогда не получается ли так, что мы заведомо приговариваем невиновного человека?

– Он виновен. Одержимый духом Исида не мог бы звонить и договариваться с жертвами. Он был в здравом уме и твердой памяти. И камеры. И все остальное. Это действия разумного человека.

– Мунэхару, выслушай меня спокойно.

– Хорошо. Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните.

– Да. – Ватару слегка наклонил голову. – Хидэаки. Почему ты так уверен, что обманывает тебя именно он? Почему бы не предположить, что его разумом может управлять Отани Ёсицугу? Настолько тонко, что мы просто этого не замечаем. Ведь твой брат до двадцати лет был умным, жизнелюбивым и готовым сражаться с онрё до конца. Он был несокрушимо уверен в том, что в этот раз готов и справится. Мы наблюдали за ним все эти годы. Его душа не разрушена тьмой. Несмотря на то что Отани Ёсицугу терзает его в каждом воплощении, свет Кобаякавы Хидэаки остается с ним. Как выходит, что этот человек каждый раз идет на немыслимые ухищрения ради того, чтобы лишить себя жизни?

– Не знаю… – Укё наморщил лоб, упорно делая вид, что смотрит в окно. – Я не читаю его мыслей. А Току я к нему не подпущу никогда.

– Что-то мне подсказывает, что говорят в тебе не только отцовские чувства, – усмехнулся Ватару.

Укё наконец повернулся и тяжело вздохнул: