Светлый фон

Лэннет оглянулся назад, на Трей, оживленно беседовавшую с Джаркой и Сулом. Не так давно его еще волновало, что Сул, Реталла — да и все они — думают о нем, Лэннете. Теперь это не имело смысла.

— Ваши люди привели меня сюда, чтобы использовать в своих целях. Как оружие. Я буду выслушивать ваши глупости и отвечать вам так, как будто у вас есть хоть капля мозгов. Но не смей даже заикаться о том, что я чувствую, а что — нет. Никогда. Ясно? — резко развернувшись, Лэннет угрожающе подался в сторону Реталлы.

К чести Реталлы следует отметить, что он не отшатнулся, встретив тяжелый взгляд Лэннета. Однако что-то неуловимо изменилось, и теперь во всей фигуре Реталлы читалась не агрессия, а опаска.

Ладонь Лэннета опустилась на рукоять меча.

— Я задал тебе вопрос. Отвечай.

Усмешка Реталлы чуть дрогнула:

— Вполне ясно.

Это были не те слова, которые хотел услышать Лэннет, а в голосе, которым эти слова были произнесены, звучала раздражающая нотка непокорности — попытка сохранить лицо. И все же Лэннет повернулся и пошел прочь.

Его трясло. В течение нескольких секунд им овладело желание убить Реталлу. Человека, которого он хотел бы считать своим другом. А теперь…

В кого он превратился?

 

Ренала подняла голову и посмотрела на Марда, вошедшего в смотровую. Тот резко остановился и обвел стены пристальным взглядом. Ренала вздохнула и ответила на вопрос Марда прежде, чем он успел задать его вслух:

— Здесь нет подслушивающих устройств. Я сто раз тебе это говорила. Мои люди постоянно проверяют помещение.

Мард состроил гримасу.

— Ты же знаешь, что Уллас не поверил в эту околесицу насчет лабораторного халата, который якобы заглушал твой разговор с Этасалоу. И я тоже не поверил. Тебе никого не удалось одурачить.

Ренала широко распахнула глаза, придав своему лицу выражение оскорбленной невинности:

— Это правда. Тебе стоит попытаться хотя бы иногда говорить правду. Вспомни, что стало причиной того, что ты попал под наблюдение? Не твоя ли собственная ложь?

Расстегнув рубашку, Мард уставился на упругую ленту, опоясывавшую его грудь.

— Это унизительно. Это хуже, чем сидеть в тюрьме. Проклятый монитор записывает все движения моего тела, все мои действия.

— Должно быть, это ужасно, — вздохнула Ренала с насмешливым сочувствием. — Но могло быть и хуже. Что, если он передает не только то, что ты делаешь, но и все, что ты говоришь? Ты не пробовал поднапрячься? Говорят, это ужасно, когда лента сдавливает легкие так, что ты не можешь дышать. Представь себе, каково это — задыхаться, умолять о глотке воздуха и…