В самом деле, лучшего момента для решающей пробы придумать невозможно. Она одна, ее никто не потревожит, она расслаблена и спокойна. Спокойна? При одной мысли о превращении Эгери почувствовала, как все волоски на ее теле встали дыбом, мышцы мелко задрожали, во рту пересохло, а на спине выступил холодный пот. Эгери снова упала на кровать, натянула одеяло на голову, пытаясь унять мелкую противную дрожь, которая терзала каждую мышцу ее тела. Нет, ее испугало не превращение. Для существа, наделенного даром оборотничества, бояться превращения – это все равно, что бояться дышать, пить или есть. Она даже никогда не думала, что в этом есть что-то особенное, невероятное: кто-то умеет шевелить ушами, кто-то ходить по канату, кто-то подковывать лошадей, кто-то вышивать нитью дивные узоры, кто-то стреляет без промаха, кто-то метает копье на полном скаку, кто-то не имеет равных в бою на мечах или секирах, а они – она и ее родичи – умели превращаться и гнать Звездного Оленя. Это было такое же дело, как и все прочие.

Было. До того самого дня, когда стража Кельдингов схватила их в Пантеоне. Здесь, в Сюдмарке, ее не раз спрашивали, как ей удалось спастись, и она обычно говорила, что почти ничего не помнит. И это было правдой или, точнее, почти правдой. Она и самом деле хотела бы забыть, как их поймали в храме: тех, кто успел обратиться, прижимали к полу волчьими петлями, тех, кто не успел, просто оглушали ударами по голове.

Она хотела забыть ту ночь, что они провели в подвале дворца, и как между ними ходил Верховный Маг и пел заклинания, лишавшие их способности превращаться, и как им, связанным, срезали кинжалом длинные волосы – знак Королевской Силы. Кто-то из братьев сказал: «Те, что на голове, отрастут снова, раньше чем на деревьях зазеленеют новые листья, а те, что у нас под кожей, им не срезать никогда». Его оттащили в сторону и били до тех пор, пока он не затих и не перестал сопротивляться. Потом в темноте перед самым рассветом их выгнали во двор, погрузили на телеги и повезли куда-то прочь от столицы – она так и не узнала куда: на казнь или в новую тюрьму.

Тот, языкастый, кого избили вчера, лежал на их телеге. Эгери удивилась, увидев его здесь, потом удивилась еще раз, заметив, что он дышит, потом еще раз, когда он открыл глаза и тихо попросил Эгиля: «Помоги мне сесть». Связанные Эгиль и Ларис, словно два тюленя, принялись подталкивать болтуна плечами и, повозившись немного, смогли кое-как усадить его и подпереть собственными спинами. Охранники тут же встрепенулись, подъехали поближе, но, не заметив ничего подозрительного, лишь ткнули пару раз болтуна в живот рукоятями своих кнутов и вновь отъехали к краям дороги. Болтун проводил их взглядом, а потом вдруг шепнул тихо-тихо, одними губами, так что лишь чуткие уши оборотней смогли разобрать его слова: «Когда начнется переполох, бегите!» Эгери просто не поверила своим ушам: куда им бежать, связанным по рукам и ногам, лишенным волшебства, беспомощным, беззащитным. И что собирается делать этот самонадеянный дурак? Снова выкрикивать оскорбления? Чего он этим добьется? Разве что новых побоев, не больше.