Светлый фон

По длинному и не слишком широкому коридору мы прошли к дверям одного из пространственных карманов, больше напоминающего склад модной одежды. Где ее только Тогот наворовал? Потому как известно, ничто из ниоткуда не берется, а что наколдовать, например, из камней такую кучу одежды, мысленно рисуя себе каждый шовчик, каждую клепочку… На это ушли бы многие годы.

– Ничего не наворовал, – фыркнул Тогот. – Ты, Артур, до сих пор мыслишь, как советский гражданин. Сколько я ни пытался выбить из тебя дурь, накачанную в твой крошечный дефективный мозг из окружающей среды… Это все я купил оптом. Зашел как-то на один склад модной одежды на Лазурном берегу, отсмотрел соответствующие размеры и забрал все коллекции, честно расплатившись, согласно их конторским книгам: с одной стороны, все по-честному, а с другой – в следующий раз станут платить налоги.

Я попытался представить себе лица хозяев, когда они обнаружили пропажу и деньги, которыми одарил их Тогот.

– Кстати, а где ты «пеньензы» взял?

– Ну, мало что ли разных кладов. Так, смотался в одно местечко, отсыпал с «поезда Колчака» золотых червонцев…

Вот все просто-то как, оказывается. Это ж столько лет я вкалывал, собирал дань с караванов, а этот хмырь зеленый…

– Ты думай да не заговаривайся! – фыркнул Тогот. – А что насчет твоего «тяжкого» труда, то я с детства тебе повторял и буду повторять: труд сделал из человека обезьяну, но таким обезьянам, как ты, нужно трудиться, трудиться и трудиться.

– Достал!

И я занялся подборкой гардероба. Джинсы, кожаный длинный плащ… а казаки, которые принес в больницу Тогот, меня вполне устраивали.

После этого мы прошествовали через всю квартиру в специальный транспортный карман, где на полу было начертано более двадцати различных транспортных пентаграмм, видимо, с разной настройкой. Каменные, грубо обработанные стены придавали этой комнате некое доисторическое очарование.

– И кого ты собираешься повидать? Премьера? Президента? Кого-то из губернаторов или министров?

– На твое усмотрение.

– Что ж, сюда, – и Тогот показал на одну из пентограмм. – Прошу.

– Кстати, а почему я из больницы прибыл не сюда, а в вашу пыточную?

– В тот момент ты был именно в том состоянии, в котором тебе было бы проще всего воспринять реальность.

Нет, с Тоготом я больше разговаривать не хотел…

Я шагнул в начертанную кровью фигуру, и завертелось. Через минуту я оказался на бетонной плите, у обочины шоссе. Прямо передо мной расстилались бескрайние поля, а примерно в километре в низинке приютилось несколько черных от времени бревенчатых домиков. Небо над головой было ярко-синим, и от этого строения выглядели еще более мрачно. Судя по солнцу, дело шло к вечеру, значит, мы перенеслись далеко на восток.