Мы рванули вперед, но тут же остановились снова. Один из камней, брошенных Рейном, пропал. Зараза, еще эти прыгуны! Но это хорошо. Даже очень хорошо.
— Рейн, давай шустрее! Мы почти выбрались!
— Стараюсь, шеф! — крикнул парень, кидая перед собой камень на веревке. Один бросок. Другой. Третий. Есть! Пережгло. И путь впереди чист.
— Вперед, — рявкнул я, и сам рванул к месту разрыва. Шаг, еще один, и еще. Прыжок…
Мир изменился. На небе над головой показались звезды, заливавшие своим тусклым светом пустую улицу и покинутые небоскребы, следившие за нами своими черными провалами окон. Дул тихий прохладный ветерок, периодически подвывая в пустых узких проулках. Сквозь серую плитку тротуара то тут, то там пробивались ростки травы. Нормальной зеленой травы. А это могло означать только одно. Мы выбрались. Из мозголома. И из расколотого мира.
Я, стараясь действовать как можно аккуратнее, положил проводника на землю. Он не двигался, но все еще тяжело дышал. На бледных растрескавшихся губах застыла черная корка крови. Взгляд бедолаги затуманился, а глаза как будто подернулись какой-то странной белой пленкой.
— Как он? — спросил Рейн, подойдя поближе.
— Плохо, — ответил я, — нам бы медика сюда. Или хотя-бы мобильную медстанцию.
— Надо его вытащить, — на этот раз вполне серьёзно бросил Эдрих. — Он спас нас. Спас меня и Дейма. И Дагор меня сожри, мы будем последними сволочами, если дадим ему после этого вот так сдохнуть!
— Единственное, что мы можем, — ответил я, — это донести его до лагеря. А там… Может у местных найдется какое-то оборудование или лекарства. Не знаю.
— Не… — прохрипел проводник откашливаясь, — не нужно… Вы уже… Спасли… Вытащили, — его снова вырвало кровью. — Я знал. Еще до похода зна… Спасибо, — он снова затих. И перестал дышать.
— Шеф! Твою ж мать, мы можем хоть что-то сделать? — рванул меня за плечо Эдрих. Дейм и Рейн смотрели на меня с тем же немым вопросом. Вот только я в ответ смог лишь угрюмо покачать головой. Сделать мы ничего не могли. Не было ни оборудования, ни знаний, ни понимания того, какая зараза пожирала Нейта изнутри. Или уже сожрала.
— Сука, — рявкнул шутник, и со всего маху саданул кулаком по железному столбу, стоявшему неподалеку. От удара тот согнулся чуть ли не пополам, а затем надломился и с грохотом упал поперек улицы.
И Дагор меня сожри, как же я жалел, что это был единственный уцелевший столб на всю округу. А ещё о том, что мне сейчас следовало вести себя как командиру. Холодному и рассчетливому. Иначе говоря, подавить рвущиеся наружу эмоции. Подавить, привести в чувство всех остальных и доделать то дело, ради которого Нейт и пожертвовал собой. Принести разведданные, составить план наступления, и вытащить всех оставшихся в живых бедолаг с этой проклятой планеты.