Послышался глухой стук, от которого, казалось, мост задрожал у нас под ногами, и реку накрыло крупной тенью. Я посмотрела вверх – в небе, словно огромный летающий кит, парил цеппелин. На боку у него был ясно виден немецкий имперский орел.

Перейдя через реку, мы прогулялись по Стрэнд и прошли через Ковент-Гарден. Повсюду развевались флаги, висели плакаты с изображением королей и главных представителей новой военной власти: самого Марвина, Черчилля, Ллойда Джорджа. Но на улицах было грязно, с домов сходила краска, и на глаза постоянно попадались попрошайки. Их ладони, протянутые за мелочью, напоминали запачканные цветы.

Меня удивило количество людей в форме – не только бобби и солдат. Возле каждого административного здания стояла стража, и даже швейцары и официанты сверкали эполетами и медными пуговицами. Я подумала, что Лондон превращается в Берлин. К тому же на улице, как мне показалось, повсюду был слышен немецкий акцент.

Оказавшись на Трафальгарской площади, я ощутила смутную радость при виде того, что Нельсона, которого даже марсиане обошли стороной, пока не заменили на ухмыляющегося Брайана Марвина, героя Уэйбриджа. Мы прошли по Чаринг-Кросс-роуд. Из всех мест, которые я успела увидеть в Лондоне, это изменилось меньше всего: все тот же лабиринт книжных магазинчиков и передвижных прилавков, заваленных потрепанными томами. В юности я любила приезжать в Лондон не ради нарядов, кафе или представлений, а исключительно ради книг. Мне показалось, будто я споткнулась о кусочек своего прошлого, и воспоминания накрыли меня с головой. Филип – куда более чуткий, чем казался, – взял меня под руку, и дальше мы шли молча. Но дух времени все-таки просочился сюда, и в глаза мне бросилась новинка, гордо выставленная на витрину: «Генерал Марвин. Зачем нам сражаться на бесконечной войне», Артур Конан Дойл.

Мы прошлись по Оксфорд-стрит и Портленд-плейс. На Мэрилебон-роуд миновали людей с плакатами, зазывавших в Музей мадам Тюссо, – там как раз была выставка, посвященная «поистине ужасным» пищевым пристрастиям марсиан. Филип сказал, что она пользовалась большой популярностью.

Когда впереди зазеленел Риджентс-парк, это стало облегчением – по крайней мере, для меня, пусть солнце и клонилось к закату. Но даже здесь многое изменилось. Просторные газоны уступили место огородам, которые были призваны побудить горожан выращивать овощи на собственных лужайках. А дети, которые раньше запускали здесь воздушных змеев и катались на велосипедах, теперь маршировали строем, копались в земле и временами даже разыгрывали между собой шуточные сражения.