– Воевал? – послышался вопрос комиссара.

– Приходилось, – ответил я и подошёл к карте. Набросал позиции батальона, отдельно указал позиции своих отделений.

– Но нам приказали…

– На этой позиции нас сомнут через пятнадцать минут.

Хмыкнув, командир вызвал командиров рот. А я побежал во взвод. Всю ночь рыли окопы, ходы сообщения, маскировали позиции и набивали патронные ленты. Под утро собрал наводчиков.

– Утром нас атакуют танки. – У ребят вытянулись лица.

– А что мы можем против танков?

– Можем перебить гусеницы, разбить прицелы, поразить танки в корму. Основное: гусеницы. А уж как развернётся, бить под ходовую. И командирам расчётов – следить за воздухом. Задачи ПВО с нас никто не снимал. Второе: командные пункты, пулемёты и наблюдатели. Их необходимо выбить ещё до начала огня по танкам. Дистанция эффективного огня по бронетехнике – пятьсот метров. Это линия наших брошенных траншей. До этого вести одиночный или короткий огонь по обнаруженным позициям миномётов, пулемётов и наблюдателям. Наступать будут эсэсовцы. Вояки они серьёзные, но и они смертны. – Я показал свой кинжал.

В 8.30 немцы открыли ураганный огонь… По нашей старой позиции. И пошли в атаку. Мне пришлось сменить одного из наводчиков, который отчаянно мазал: не мог ввести коррекцию в малознакомый ему оптический прицел установки. Настроив наводку, снял наблюдателей на колокольне. Но получилось несколько поздновато, танки перенесли огонь на наши позиции. Двигались они медленно, стараясь не потерять пехоту, которая вязла в грязи. Один из танков застрял, но продолжал вести огонь. Я прошёлся из трех ДШК по башне. Танк замолчал и перестал вращать башней. Выскочившего из него немца я срезал короткой очередью. Остальные танки продолжали вести огонь из пушек и пулемётов.

Батальон молчал, лишь изредка раздавались очереди ДШК. Танки и пехота перевалили через нашу бывшую позицию, и в этот момент наводчики ДШК ударили по гусеницам. Три из оставшихся 23 машин крутнулись и через минуту загорелись. Остальные танки остановились и начали пятиться назад. Видимо, на колокольне был командный пункт, и немцы потеряли управление боем. Немцы отходили, а мы начали менять место. Запасные позиции были вырыты ещё ночью, вместо сна.

После новой артподготовки немцы пошли снова в атаку. Я показал расчёту, во что превращён наш старый окоп. И послал туда подносчиков быстренько его поправить. Пока немцы шли до старых позиций, мы молчали, немцы могли повторить артналёт. Лишь самый левофланговый пулемёт бил короткими куда-то по сараю и поджёг его. На этот раз три немецких танка застряли в грязи, так как поле оказалось уже изрытым гусеницами. На этот раз пехота шла впереди танков, а танки остановились на непонравившемся мне пригорке и поддерживали пехоту огнём. Все 16 машин встали, как подвижная батарея, и вели огонь. Опять досталось основной позиции. Но мы огня не открывали, дождались переноса огня на линию траншей и только после этого открыли огонь по пехоте. Одна установка обстреливала танки. Немцы залегли и, огрызаясь огнем, начали отползать к старым окопам. Я бил под башни танков и по приборам наблюдения. Оптические прицелы на четырех установках позволяли быстро выводить приборы из строя. Но и нам досталось от огня противника. Появились раненые и убитые. В итоге немцы опять отошли в село.