– Что мы можем противопоставить К-мигрантам? – тихо спросила Забава. – Кроме бесстрашия, мужества и силы воли безопасников и пограничников?

– А этого мало?

– Мало! – жестко отрезала Боянова. – Все ваши императивы, штатные режимы, оперативные сети рассчитаны на человека, на его логику, интеллект, мораль и этику, но ты сам говорил, К-мигранты – не люди! И подход к ним нужен иной.

– Да какой другой? – поморщился Железовский. – Какой подход нужен существам, отличным от нас только способом появления на свет? Да и какое право де-юре мы имеем считать их не людьми? И если начать судить о них с этой точки зрения, то кто тогда мы?

– Бедный Аристарх, – грустно проговорила Боянова. – Бедный «роденовский мыслитель». Как же ты все-таки зажат в рамках моральных конструктивов, закрепощен страхом ошибки и ложными представлениями о гуманизме. Если нас не станет, к чему тогда все твои рассуждения о жестокости, насилии и праве выбора?

Снова помолчали. Потом Железовский украдкой сделал пальцами знак, отгоняющий нечистую силу.

– Я останусь?

Забава покачала головой, и комиссар послушно встал.

– Не обижайся. – В голосе женщины прозвучали усталость и печаль. – Я не нуждаюсь в заботе, ты знаешь.

Железовский, несмотря на габариты и вес, двинулся к двери совершенно бесшумно, на пороге оглянулся:

– Ты ошибаешься, Забава.

– В чем, мастер?

– В том, что не нуждаешься в заботе… не говоря уж о любви. Выражаясь высоким штилем: все доброе в душе рождает только любовь, остальное – от лукавого. Покойной ночи.

Вышел.

Забава посидела немного в той же позе, потом улыбнулась и, вырастив из стены зеркало, долго рассматривала себя, сначала в халате, затем обнаженную, то приглаживая волосы, то распуская их по плечам. Вздохнула. Свет торшера медленно сжался в точку, угас. Комнату бесплотным туманом затопил мрак. И тогда стало видно, что лицо Забавы чуть светится изнутри, словно расплавленное стекло, и свечение это пульсирует в такт сердцу.

ЗА НАМИ – МЫ САМИ

ЗА НАМИ – МЫ САМИ

Дежурный гранд-оператор транспортной базы погранслужбы «Фиорд-III» Ольбор Шелланнер, по личным причинам с нетерпением ждавший конца смены, был приятно удивлен, когда позвонил шеф-распорядитель базы и сообщил, что смена заявится на два часа раньше.

Переглянувшись с напарником, Шелланнер, скрывая радость, кивнул, потом спохватился:

– Что-нибудь случилось? Или мы не укладываемся в график?