– Хорошая мысль, – кивнул Золотько, погладив совершенно гладкий череп; облысев, он принципиально не выращивал волосы. – Мы займемся этим немедленно.

– Одного я могу назвать хоть сейчас.

– Не шутишь?

– Вацек Штыба, бывший комиссар налоговой полиции Польши. Он почему-то крутится на Меркурии, и после встреч с ним меня и Игната пытались задержать. Проверьте его по всем каналам.

– Проверим, не беспокойся. Больше никого не подозреваешь?

– Ищу одного приятеля… – Железовский наконец оторвался от рабочего стола, по которому ползли строки бланк– сообщений, прошелся по кабинету, ступая легко и бесшумно, несмотря на свои габариты и вес. – Есть подозрение, что кто-то вынес из спецхрана партию суггесторов и передал их отеллоидам. Если эту ниточку потянуть, возможно, выйдем и на главного «крота».

– Я сейчас же…

– Сиди, я уже дал команду, задействовал твоего сына. Ребята ищут утечку. Ты лучше скажи: как это вы умудрились оставить жену Мальгина без прикрытия?

Золотько поморщился, снова погладил череп сухонькой ладошкой. Сын был похож на него только лицом, в то время как фигура у отца представляла собой не телосложение, а «теловычитание», по образному выражению самого Карла. Александр же выглядел атлетом и был известен как хороший мастер рукопашного боя.

– Виноват один из моих замов, решил, что до утра Купава никуда не денется… В общем, я разберусь и сделаю выводы. Она сейчас в СИЗО…

– Копенгагена, знаю. Как вы собираетесь ее вызволять?

– Думаем, считаем варианты. Комиссар копенгагенской полиции Штерн – давний знакомый Рене, они должны встретиться в девять утра. Может быть, он поможет.

– Подключи к этому делу всех, кто имеет вес и может что-то сделать. Не хотелось бы освобождать ее с помощью десантной операции, нас и так плохо переносят в Европарламенте. Вой поднимется – до небес!

– Я понимаю.

– Дарья узнает, что мать задержана, не простит.

– Это я переживу.

– Ну не скажи. Дашка – особа решительная и импульсивная, может и по фейсу врезать. Так что советую подсуетиться.

Золотько криво улыбнулся.

– Кто-то сказал: женщина прощает только тогда, когда сама виновата. А Даше нечего на меня обижаться, я и так делаю все, что в моих силах. Мы вытащим Купаву, обещаю. У тебя выпить что-нибудь имеется?

Железовский залез в бар в стене, достал початую бутылку армянского коньяка, молча налил в рюмку, протянул гостю.