Маттер засмеялся.
– Раньше ты юморением не отличался.
– А я не шучу.
– Ладно, показывай, что у тебя есть.
Ландсберг некоторое время изучал лицо ксено-психолога, словно решая, что с ним делать, выгнать или подождать, потом включил видеосистему.
Стены комнаты исчезли. Люди на диванчике повисли над обрывом черной бездны, усеянной звездами. А потом напротив проявилась колоссальная огненная стена, испещренная узором более ярких трещин и факелов еще более яркого пламени. Это было Солнце.
Маттер закрыл глаза ладонью.
Ландсберг уменьшил яркость изображения, светило притушило свой блеск, в границах конвективных ячеек фотосферы стали видны еще более мелкие гранулы, похожие на зерна попкорна. Затем фронт изображения чуть сместился, и зрителям показался край Меркурия с висящей над ним черной сферой эйнсофа. Вокруг сферы вилась призрачная световая метель, образуя необычный изогнутый конус вершиной к Солнцу.
– Он все быстрее удаляется от поверхности Меркурия, – сказал Ландсберг, хищно скаля зубы. – Примерно на сто километров в сутки. Сначала мы думали, что это следствие нелинейности гравитационного взаимодействия с солнечным полем.
– Абсолютная чепуха!
– Потом обнаружили фронтальные фазовые осцилляции вакуума, как бы подталкивающие его к Солнцу. Из-за этого градиента создается эффект давления…
– Дай мне записи ваших последних запусков, я сам разберусь.
– Мы скормили ему около сотни старых ядерных бомб и два стрингера.
– Ну?! – подался вперед Маттер.
– Ну, и ничего, – усмехнулся Ландсберг. – От взрывов бомб вообще никаких особых эффектов не наблюдалось, а при попадании стрингеров фиксировались весьма необычные пространственные судороги. Половина зондов растаяла, как сахар в кипятке, вторая половина выдала странные результаты – расползание метрики.
– Этого следовало ожидать. Вы же раскачиваете мерность нашего местного континуума, эйнсоф выплескивает «избыток» измерений, и пространство становится «рыхлым», рвется на многомерные куски. Удивительно, что вы еще не развалили Меркурий.
Ландсберг пожевал губами, выключил проектор.
– Ты хороший теоретик, Гера, но плохой психолог. Зря ты пришел ко мне сегодня.
– Почему?
– Мы по разные стороны баррикад. Тебе платят за одно, мне за принципиально противоположное.