– Я надеялся, что он исчезнет навсегда.

– Этого не произойдет еще сотни и тысячи лет. Разве Леон не докладывал тебе, что эйнсоф сохранился аж до пятьдесят шестого века?

– Рассказывал… и все же я верил…

– Странный ты какой-то, Казимир, потерянный, как и я. Неужели это Аристарх на тебя так повлиял? Мозги наизнанку вывернул? Если уж на то пошло, довольствуйся тем, что доступ к эйнсофу теперь весьма ограничен. Близко к Солнцу наши спейсеры не подлетят.

Ландсберг вздохнул. В нем боролись два противоположных чувства: сожаление по поводу того, что эксперимент не удался в полной мере, эйнсоф не превратился в черную дыру, и какая-то мстительная радость, что никому больше не удастся этот эксперимент повторить.

* * *

Через три часа паника в районе Меркурия улеглась, Спасательная служба эвакуировала всех пострадавших, собрала в космосе обломки разрушенных станций, и в эфир вернулась обычная пульсация человеческих переговоров.

Ландсберг и Маттер не участвовали в спасательных рейдах, они готовили отчет руководству института и СЭКОНа, из которого уже потребовали объяснений по поводу случившегося.

– Итак, давай еще раз уточним, что произошло, – предложил Ландсберг, допивая очередную чашку кофе.

– Образовался странный аттрактор…

– Только обойдись без головоломных терминов, я плохо соображаю.

– Я думаю, произошло фазовое пересечение детерминантных пространств и стохастическая стабилизация шестимерного инварианта…

Ландсберг засмеялся… и умолк. Потому что в зале появился нежданный гость – Даниил Шаламов. Он был бледен и страшен. По лицу бывшего спасателя бегали судороги, превращая его в голографический мираж.

– Кто… вам… позволил?! – выдохнул он в три приема.

По залу прокатилось гулкое эхо.

Работающие в своих коконах операторы в недоумении оглянулись на гостя.

Ландсберг бросил взгляд на Маттера. Тот исподлобья посмотрел на Шаламова.

– Работа идет по плану…

– Кто… вам… позволил… запускать в эйнсоф… обломок «стринга»?! Откуда он у вас?!

– Леон дал.