– Спроси его, не зря мы сорвались? – проворчал Хмель. – Вдруг господин Чертков не клюнет на приманку?

– Никифор в чём-то сомневается? – спросил Ираклий, непостижимым образом уловив настроение Хмеля.

Тарасов покосился на друга, сидевшего на заднем сиденье.

– Он всегда сомневается, если есть причина. Он сомневается иногда и беспричинно. К тому же у нас не возбраняется говорить вслух всё, что человек думает. Демократия, сэр.

– Демократия – это нахождение приближённых решений неразрешимых задач.

Тарасов засмеялся.

– Что он сказал? – подозрительно спросил Хмель.

– Похвалил твои сомнения, – произнёс Глеб Евдокимович. – Конец связи. Начинаем работать.

– Но он гарантирует прибытие Акселя?

– Такие гарантии под силу разве что провидению. Будем надеяться, что он не ошибся. Тем более что я не помню, чтобы Ираклий когда-нибудь ошибался.

Хмель молча полез из машины.

Утро одиннадцатого сентября выдалось хмурое, холодное, но без дождя.

Владлен, запахнув плотнее куртку, обошёл рынок, присматриваясь к выставленным в палатках вещам. Тётка пожаловалась, что её старые осенние сапожки прохудились, и ему захотелось сделать ей приятное, купить в подарок сапоги.

Рынок в общем-то был небольшим, поэтому на обход его территории потребовалось всего двадцать минут времени. В конце концов Владлен купил сапожки, обменялся с обрадованной продавщицей парой шуток и направился внутрь крытой части рынка, где продавались колбасы, свежее мясо, сыр, молоко и творог. На сухолицего высокого мужчину, наблюдавшего за ним из-за спин покупателей, Владлен внимания не обратил.

Купил молоко, попробовал на вкус творог: он любил посуше, зернистый, твёрдый, – выбрал творог нужной кондиции. Можно было уходить. Но вспомнилось, что мёд кончается, и он поплёлся искать продавцов этой сладкой благодати.

С рынка Тихомиров вышел уже в начале одиннадцатого, держа в руках пакеты с покупками. Машину для походов на рынок Владлен предпочитал не брать, чтобы не переживать за её сохранность. Да и до дома тётки пешком можно было дойти за пятнадцать минут.

Он пересёк базарную площадь, миновал здание милиции, потом старый Дом культуры, выбрался в сосняк между улицами Ближней и Школьной. Сосняк считался охраняемой зоной отдыха и не застраивался, хотя со всех сторон был окружён особняками.

Мысли свернули к двенадцатой главе романа, в которой герои отдыхали в лесу, на берегу озера под Тверью. Показалось, что лес должен быть именно таким – чистым, высоким, торжественно-тихим и величавым. Вспомнилась пословица: в сосняке – веселиться, в березняке – жениться, в ельнике – удавиться. Владлен улыбнулся. Он и сам не слишком любил тенистые и мрачно-торжественные ельники, где избегали селиться даже грибы.