По губам Тиграна скользнула презрительная усмешка.
– Переживут. Я не боюсь их. Они не строители Вечного, хотя и пытаются повелевать миром.
Глаза грэя сверкнули, по вестибюлю прошла тугая волна воздуха, способная опрокинуть стену. Но Крутов словно не почувствовал воздушного удара.
– Поговорим?
Хозяин повёл рукой, приглашая гостя следовать за ним.
В стене напротив сама собой возникла дверь.
Крутов сделал шаг, другой, и пол под ним внезапно провалился, образуя глубокий колодец. Однако Егор как ни в чём не бывало продолжал идти, словно под ним был слой твёрдого невидимого стекла, и преодолел препятствие без колебаний.
В глазах Тиграна мелькнула тень уважения.
– Прошу прощения.
– Не за что, – равнодушно ответил Крутов.
Дверь перед ними открылась, массивная с виду, с выпуклыми бронзовыми печатями, щитами и мечами. В помещении загорелись невидимые светильники. Здесь стояли две очень красивые, изразцовые, старинные печи, изумительной работы обр – деревянная скамья с резными ножками, стенкой и подлокотниками, софа, резной столик, стулья и длинные керамические вазы с тонкими горлышками. Судя по их отчётливо выраженной фаллической форме, хозяин понимал толк в древней эзотерической символике и намеренно украсил жилище оберегами жизненной силы.
Крутов огляделся, перевёл взгляд на Тиграна.
Наблюдавший за ним грэй усмехнулся.
– Крестов не ищите. Несмотря на то что крест является древнейшим языческим символом огня и солнца и он намного древней того креста, на котором якобы распяли Христа, это легендарное деяние, приведшее к некрофилическому культу, убило всю силу символа.
Крутов качнул головой:
– Вы не поклоняетесь Иисусу?
– Я не поклоняюсь никому. И не верю в божественное происхождение господина Христа. Бога распять нельзя. Попробуйте распять солнце, и вы поймёте, что такое истинный Бог. Но к делу. Присаживайтесь. Соки, чай?
– Благодарю, ничего не надо. У меня тоже мало времени.
Они сели на скамью, разглядывая друг друга, сравнивая свои впечатления с оставшимися в памяти от прежних встреч.
– Вы знаете, что происходит вокруг. – Егор не спрашивал, он утверждал.