Рядом с ним просияло золотом лучистое ожерелье. Внутри этого ожерелья появился светящийся мальчик.

Тотчас же весь холм озарился светом, будто взошло солнце.

Конунги попятились, переглядываясь, кидая взгляды на верховного жреца.

Вокруг холма стали появляться мужчины в белом, старые и помоложе, седые и светловолосые, с бородами и без. Волхвы Руси.

– А ты говоришь – я один, – усмехнулся Крутов. – Я всего лишь один из них. Да и он тоже. – Егор кивнул на Сергия, глаза которого сияли, наполненные странной недетской печалью. – Но вместе мы – везмощь! Володари! Не маги – но радетели Рода. И нам покоряются такие стихии, какие вам и не снились!

Конунг с дряблым бабьим лицом исчез… и возник вновь на том же месте, ошеломлённый обратным переходом. Он не смог уйти с места сражения легкоступом.

– У… бей… те… – выговорил Северин заледеневшими губами.

– Прощайте, нелюди, – брезгливо сказал Крутов. – Замысел исполнен! Вам нет места ни здесь, на нашей земле, ни где-либо в космосе! С этого момента вы – нежить!

Северин сжал руку в кулак, с костяшек пальцев сорвалась трескучая зелёная молния, достигла Сергия.

Мальчик подставил ладонь, молния собралась в шар, и тот лопнул, метнув ручей другого огня – рыжего, с ослепительным просверком. Клинок этого огня вонзился в грудь Северина. Тот широко раскрыл глаза, наполненные чернотой, глянул на свою грудь, в которой образовалась дымящаяся дыра.

И вдруг дыра засветилась! В ней тугой спиралью загудело оранжевое пламя. Тело верховного жреца загорелось изнутри! Он сделал два неверных шага, хотел что-то сказать, но только открыл рот, из которого вырвался огненный язык. В следующее мгновение тело конунга разлетелось огненными клочьями!

– Ловушка! – заверещал сухолицый конунг. – Бежим!

Он исчез… и появился на том же месте, удерживаемый какой-то силой. Начал светиться. Взорвался!

За ним цепная реакция уничтожения перекинулась на остальных конунгов, бросившихся врассыпную, и всё закончилось цепочкой ярких вспышек.

Холм, освещённый повелеванием Серебряного мальчика, чистый, словно омытый дождём, повис в темноте ночи глыбой хрусталя. Но свет этот не пугал – манил, притягивал, порождал в душах людей радость и надежду.

На холм взошли волхвы, к нему начали стягиваться Витязи.

Искромсанный лучами мистери, но живой Булавин, обгоревшие Хмель и Весняр, хладнокровный Ираклий, хмурый Тарасов. В руке Хмель держал автомат, и Тарасов буркнул: