Калашников вдруг вспомнил:

– Захар, верни Даваа на минуту.

Захаров с помощью бортинженера отыскал Даваа в зале метро спейсера. Вскоре директор центра вернулся, ничем не выдав своего справедливого недоумения. Калашников указал на директора УАСС:

– Он?

– Что «он»? – не понял академик.

– Это член Совета безопасности и он же директор УАСС Герман Косачевский.

Даваа перевел взгляд на Косачевского.

– Вы Косачевский?

– Он самый. – Директор УАСС повернулся к Калашникову. – Что здесь происходит?

– Потом объясню. Вот что, дархан Нагааны, с тобой, похоже, разговаривали три дня назад не те люди. Во всяком случае, не Косачевский. Поэтому сейчас ты поможешь нашим специалистам составить фоторобот псевдо-Косачевского и расскажешь, при каких обстоятельствах и где вы встречались.

Захаров увел Даваа, растерянного, но не потерявшего невозмутимого бесстрастия каменного идола, и начальник отдела безопасности принялся вводить в курс дела Ефремова и Косачевского.

В девять часов вечера по времени центра оперативные группы отдела безопасности и погранслужбы заняли исходные позиции, позволявшие руководителям операции контролировать возможные действия Чужих и быстро принимать необходимые контрмеры.

Калашников вызвал на спейсер «Печенег», который избрал в качестве штаба, Калчеву и Морица, получил новую порцию информации для размышления и связался с погранотрядом.

Пинаев держался молодцом, но чувствовалось, что он чем-то недоволен или расстроен.

– Что случилось? – спросил Калашников, видя необычную нерешительность молодого командира погранслужбы.

– Мы потеряли из виду агента по освоению Пересвета.

– А разве он нуждался в опеке?

– Не в опеке – в проверке связи.

– Беда невелика, он делает свое дело. Кто непосредственно отвечал за его прикрытие?

– Валаштаян. – Пинаев помялся. – Может быть, я перестраховываюсь, но мне не нравится одно обстоятельство… Короче, сегодня утром Ираклий пожаловался, что он потерпел поражение от Салиха.