Да, долго еще придется «Чистилищу» разбирать вот такие дела, подумал Матвей, стиснув зубы. Судебно-чиновничий произвол самый страшный, потому что начисто исключает возможность добиться правды. Вряд ли есть организация, способная сломать ему хребет, хребет системы беспредела. Нужно, чтобы заработал закон, но в этом-то как раз никто и не заинтересован. Особенно властные структуры.

— Что молчишь? — поднял брови бывший зэк. — Решаешь, сколько дать? А то валяй звони мусорам.

— Пошли, — встал Матвей.

— Куда?

— Ко мне, покормлю.

Мужчина с любопытством глянул на нового знакомого, хотел отказаться, но передумал. Больше они не разговаривали.

Матвей провел Алексея, точнее, Лешу — так звали бывшего зэка — в ванную, дал полотенце, а сам, пока тот мылся, приготовил ужин: яичницу с колбасой, бутерброды с корейкой, сыр, чай.

— Ну ты даешь! — проговорил Леша после ужина, осоловело откинувшись на диван и недоверчиво разглядывая хозяина. — Вот так, за здорово живешь, привести к себе блатаря… Не боишься?

— Не боюсь, — сказал Матвей, думая о своем.

— А сам где сидел?

— Далеко. Отсюда не видно.

— Понятно. Что ж, должок за мной. Мерси за приют, попрусь я.

— Оставайся. — Матвей оторвался от дум, глянул на часы. — Идти-то тебе некуда.

— А ты почем знаешь?

— Сам же сказал. Живи пока, только не трогай ничего, квартира чужая. Спать будешь здесь, на диване, постельное белье в шкафу. Вот тебе десять кусков, когда-нибудь отдашь.

На лице Леши отразилось сомнение:

— Что-то я тебя не пойму… Али я на вербняк попал? Уж не пахан ли ты местный?

— Не пахан. Захочешь, уйдешь, только захлопни дверь. Сейчас я уеду и буду часам к девяти. Ужинай без меня.

Не отвечая на недоуменно-ошарашенный взгляд гостя, Матвей переоделся и вышел. Он поверил этому человеку сразу и, хотя в душе понимал, что не вправе вести его к себе на квартиру, принадлежавшую военной контрразведке, не помочь просто не мог.