Про себя я подумал: «Нужно, пока они такие расслабленные, дать возможность и Свете выговориться. Лучше, чтобы она смогла именно сейчас, когда всё хорошо, выплеснуть на кого-нибудь весь негатив, скопившийся за прошлую жизнь». Мне казалось, что поделившись своими страшными воспоминаниями с сочувствующим ей человеком, девушке станет гораздо легче, может, в дальнейшем она сможет общаться и с другими людьми без вечного ожидания от них какой-нибудь каверзы. Поэтому я, минут через десять после того как они поели, обратился к Свете с предложением:

– Ну а теперь ты поведай о своей прошлой жизни. Видишь, я как добрый волшебник, исполнил некоторые из желаний Марины, только мне не под силу вернуть её родителей.

Света посмотрела на меня долгим взглядом и вдруг бурно разрыдалась, сквозь всхлипы я смог разобрать только несколько фраз, когда она срывающимся голосом причитала:

– Марине хорошо, у неё были родители, да и вспомнить есть что – то, хорошее из прошлой жизни. А у меня родителей совсем не было, как себя помню, всё время жила в интернате; там нас постоянно обижали или старшие, или воспитатели. Меня очень часто наказывали, никогда не кормили ничем вкусным, никто никогда не дарил мне подарков. После катастрофы моя жизнь мало изменилась – те же побои, только теперь от надзирательниц, та же невкусная еда, только немного хуже. Единственное, чего мне очень не хватало – это улицы. Все-таки в детском доме мы большую часть времени проводили играя во дворе. Так что рассказывать мне не о чём, а как мы жили в шахте, уже сказала Марина.

Дальше было уже ничего не разобрать, плач усилился, потом к Светиной истерике присоединилась и Марина. Пришлось действовать уже опробованным методом. Я включил самовар, дождавшись кипятку, заварил чай, потом разложил остатки икры и расставил всё это перед девушками. Они, хоть и плача, но весьма охотно потянулись к кружкам, а я, чтобы не мешать такому их самоуспокоению, начал думать, как бы мне успокоиться самому. Читать и работать с ноутбуком с одним глазом я не мог, да и Дохтур делать это не рекомендовал, поэтому уселся поближе к окну и достал подзорную трубу, принесённую Сашей. Надев на неё светофильтр, чтобы яркий свет не слепил мой единственный здоровый глаз, я начал осматривать проплывающую мимо панораму. Понятно, что кроме заснеженного простора я там увидеть ничего не мог. Но доносящийся с соседней лавки скулёж настолько выматывал мою нервную систему, что я был готов занять себя чем угодно, лишь бы не слышать этих непрекращающихся всхлипов.

Так я сидел, высматривая в этом белом просторе хоть что-нибудь, за что можно было зацепиться взглядом, периодически прерывался и посматривал на девушек, всё ждал, когда они успокоятся, а я смогу улечься и все-таки попытаться уснуть. Этого ждать пришлось больше получаса. И вот, когда они уже практически затихли, я, решив, что пора и мне на боковую, в последний раз глянул в подзорную трубу. Основное развлечение у меня при этом занятии было – попытаться разглядеть на небе пролетающие мимо спутники и вычислить время по положению солнца. Одним словом, пустое занятие – за всё время я так и не увидел ни одного спутника, да и время не смог точно определить. Вот и в этот раз я сначала глянул в небо, затем на угол наклона солнца и только потом на окружающую местность.