Однажды вечером он испытал новый удар. Армия случайно остановилась на ночлег в том месте, где они бросили свои вещи, уходя от умбуру. Затоптанные копытами животных, мокрые, грязные и уже наполовину истлевшие, на земле валялись клочки одежды Стеллы. Он наклонился, благоговейно собрал их, развел большой костер и все сжег. И ему показалось, словно что-то оборвалось в нем, словно он во второй раз похоронил Стеллу и свое прошлое.
Пробегали дни. Боль не утихала, но становилась все глуше. Постепенно он снова начал воспринимать окружающий мир таким, какой он есть. И когда они дошли до берегов Ируандики, пока собирали лодки, на которых можно было бы доплыть до Кинтана, он заметил девушку с тяжелыми русыми косами, которая полоскала в реке белье.
— Как тебя зовут?
— Сигрид Нильсен, мсье Лапрад.
— Замужем?
— Нет.
— Хорошо. Будешь моей женой. Мне нужен сын. Но знай: я тебя не люблю, и не думаю, что вообще когда-либо полюблю!
Отец, старый изыскатель, хотел было возразить, но, поймав на себе предостерегающий взгляд гиганта, лишь пожал плечами. В конечном счете, с Тераи его дочь не будет несчастлива. А время, как известно, многое меняет...
Тераи запрыгнул в лодку последним и остался стоять на корме. После дождя Ируандика смеялась всеми своими волнами, и в омытом небе, над страной ихамбэ, разворачивала свои цвета радуга. Отчаянно, всем сердцем Тераи захотелось увидеть в этом счастливое предзнаменование.
ОКНО В ПРОШЛОЕ
ОКНО В ПРОШЛОЕ
— Самое странное происшествие в моей жизни?
Наш хозяин знакомым жестом провел рукой по своей густой шевелюре, затем почесал подбородок. — Подождите-ка, нужно собраться с мыслями, — сказал он, подлив нам немного коньяку.
В тот вечер мы втроем гостили у Арно Лапейра, геолога и антрополога, известного своими раскопками во всех частях света, — трое его бывших однокашников, давно уже взявших в привычку откликаться на его приглашение проводить с ним Марди Гра[14].
— Как-то раз в Борнео... Да нет. Самое странное, что у меня было в жизни, произошло в начале моей карьеры, и я об этом никогда никому не рассказывал, за исключением моего бедного друга Мориса Ве́рня, который почил еще двадцать два года тому назад, в августе. Я и сам не знаю, что об этом думать, так что прошу вас сохранить все это в тайне. Есть вещи, которые лучше не предавать огласке, если желаешь, чтобы тебя воспринимали всерьез в определенных кругах, которые полагают себя научными потому, что отрицают все