Долгожданное джаддианское посольство наконец прибыло.

Женщина, к которой обращался Эломас, – леди Калима Алирала Удри ди Сайиф, сатрап Убара и посланник самого князя, – была почти семи футов ростом, ее блестящая медная кожа и темные глаза олицетворяли генетическую безупречность джаддианцев. Разумеется, она принадлежала к eali al’aqran, чисторожденным, в большей степени палатинам, чем сами палатины. Это чувствовалось уже по тому, как ее ноги в мягких туфлях отталкивались при ходьбе от земли, по тому, как она едва заметно вздернула нос во время приветствия Эломаса, по напряженной линии плеч под шелковой шалью. Она была одета в парчовое янтарно-золотистое платье, золотые цепочки обвивали ее шею и лоб, висели на ушах. Ее черные, соболиные волосы заплели в тугую косу, перевитую золотыми нитями и украшенную сияющими, словно звезды, маленькими подвесками.

За ней следовали в колонну по два джаддианские мамлюки, их доспехи сверкали, подобно зеркалам, под полосатыми сине-шафрановыми кафтанами, глубокие капюшоны скрывали лица. Они двигались бесшумно, идеально слаженно. Позади них я заметил Анаис Матаро, которую окружали ликторы в золотисто-зеленых цветах ее дома. Она улыбнулась мне, и я кивнул в ответ. После происшествия в тоннеле – после реакции Валки на него – я не был способен улыбаться.

Приветствуя Эломаса, сатрап ограничилась тем, что приподняла одну бровь.

– Надеюсь, у вас здесь нечто более значительное, чем просто яма, иначе это будет напрасная трата времени.

Вместо сатрапа ответил облаченный в черное призрак, стоявший рядом с ней. Лицо мастера меча оставалось невозмутимым, улыбались только глаза – черные на черном. Рука в перчатке постукивала по пряжке пояса, который стягивал парадную мандию членов его ордена. Одежда закрывала весь его левый бок, свободно спадая с плеча до самых лодыжек и пряча руку в складках материи цвета ночной крови.

– Так вы и есть сэр Эломас Редгрейв?

– Да, это я, сэр?..

– Олорин, – ответил мечник, – Олорин Милта.

Его несвоевременные реплики удивили меня. Пусть он и был мастером меча, одним из маэсколов, но все же не имел права вступать в разговор раньше своей повелительницы. Однако она не упрекнула его, а лишь сказала:

– Простите моего слугу. Олорин… не привык к тишине.

Улыбка мелькнула на лице мастера меча, и он приподнял бровь, подражая хозяйке.

– Мы будем рады взглянуть на эти пещеры, – продолжала она. – Граф назвал их одним из чудес своего мира.

Тон сатрапа подсказал, как мало это для нее означало. Я не мог винить ее. Вероятно, она не видела здесь ничего, кроме Боросево. Не самое яркое впечатление для одной из знаменитых своим сибаритством эали. Воняющие дохлой рыбой и гниющими водорослями каналы не могли сравниться с башнями и хрустальными террасами Джадда, садами удовольствий князя Альдии ди Отранто и известняковыми бастионами Школы Огня.