По его настоянию я нажал на сдвоенную кнопку, и лезвие с негромким гудением потекло вверх, как приливает вода во время багряного рассвета. Это был не тот меч, которым Олорин пользовался во тьме Калагаха, но сиял он точно так же, словно шип кристаллического лунного света.

Это ощущение было сродни поэзии. Сияющий клинок мерцал в лучах солнца, отбрасывая серебристые отблески. При выдвинутом лезвии баланс был настолько совершенным, что меч казался продолжением меня самого и как будто вовсе ничего не весил. И он пел, когда составлявшие его диковинные атомы смещались таким образом, чтобы режущая кромка всегда соответствовала направлению движения. Клинок завибрировал, едва только я поднял его в воздух между собой и мастером меча, поверхность колыхалась, как море.

– Innana umorphi, – сказал я.

Слово «umorphi» означало, что меч хорош не только на вид, но и в действии, по своим возможностям. Что он создает красоту, подобно художнику или поэту. Или танцовщику.

– Именно так! – согласился Олорин. – Рад, что он пришелся вам по душе.

Я снова нажал на кнопку, и лезвие растаяло, словно дым, в багряном солнечном свете.

– И все же нет, не могу принять его.

– Когда я вернусь домой и преклоню колени перед моим князем, знаете, что я скажу ему?

Этот вопрос казался не связанным с тем, о чем мы говорили прежде, и я молча стоял с растерянным видом, все еще сжимая рукоять меча. Теплый воздух дрожал на границе статического поля вокруг трапа, норовя проникнуть в прохладу за ним. Валка дожидалась меня в шаттле вместе со всеми, кого Райне наняла по моей просьбе.

Олорин отошел на шаг и продолжил:

– Я скажу ему, что встретил одного человека, лорда из чужой империи. А еще поведаю ему о ваших достоинствах, – улыбка заиграла на лице маэскола, – и ваши достоинства станут известны во всем Джадде и на полях сражений еще до того, как вы сами туда попадете. У вас появится много друзей.

– Мои… достоинства? – неуверенно повторил я, смущенный такой похвалой. – Это вы помогли мне… тогда, на совете. Благодаря вам все это стало возможным, – показал я на корабль. – Не думаю, что Смайт прислушалась бы к моим словам, если бы вы не отметили, насколько безрезультатной оказалась работа Капеллы.

Маэскол сделал полшага назад, шаркнув туфлями по керамическому покрытию дорожки:

– У нас в Джадде говорят, что мужчина должен быть либо воином, либо поэтом. Конечно же, это неправда – у нас есть разные мужчины. И женщины. Но эти люди… – Олорин неопределенно махнул рукой в сторону города и возвышавшегося над ним, словно заскорузлый палец, замка. – Все они воины, хотя и называются священниками или политиками. Думаю, на войне и так достаточно подобных людей.